Читать «Собрание сочинений. Переводы: Евангелие от Матфея. Евангелие от Марка. Евангелие от Луки. Книга Иова. Псалмы Давидовы» онлайн - страница 262

3. Недаром же по-еврейски «читать [вслух]» и «вопиять/звать» — один и тот же глагол [кара].

4. Β современной научной литературе встречается, конечно, и более рассудочное понимание того обстоятельства, что речь идет не ο Едином Боге, a именно ο Едином YHWH; ср. С. Тищенко, Структура программной части Декалога и интерпретация третьей заповеди, «Вестник Еврейского Университета», № 2 (20), 1999, с. 6-21, где можно найти также реферат ряда теорий западных ученых (о Втор. 6:4 см. с. 8). Речь идет ο том, что единственное содержание текста, ο котором идет речь, — программа культовой реформы. Если бы это было так, не вполне ясно, почему немедленно вслед за исповеданием единства YHWH следует заповедь любви: «…И люби YHWH, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всеми силами твоими» (буквально: «всем твоим очень» —[меодэха]).

5. Характерно развертывание внутреннего состава лексемы у Евсевия Кесарийского: Παντοδύναμος καί τα πάντα ίσχύων «Всемогущий, Тот, Кому всё возможно» (Ргерагаtiо evangelica 11:6, 517 D). Несколько иной, менее рассудочный и по-особому содержательный характер имеет греческое Παντοκράτωρ (ц.-слав. и рус. «Вседержитель»). Характерно, однако, что для него нет латинского соответствия, кроме того же Omnipotens; смысловая недостаточность такого перевода констатировалась в мировой теологической литературе, включая католическую.

6. По решительному вердикту известного лексикона, «no explanation is satisfactory» (L. Koehler, Lexicon in Veteris Testamenti libros, Leiden, 1985, p. 950).

7. Как известно, «Шаддай» иногда связывают с известной из аккадских текстов лексемой «шаду» — «гора». Говорили же слуги царя сирийского об израильтянах, пытаясь по-язычески понять существо их Бога: «Бог их есть Бог гор, поэтому они одолели нас; если же мы сразимся с ними на равнине, то верно одолеем их» (3 Цар 20:23). Если этимология верна, горы служат здесь символом остро переживаемой силы Крепкого. (Любитель русской поэзии едва ли устоит перед искушением вспомнить строку Цветаевой: «…Богу сил, Богу гор…»).

8. Само собой ясно, что это предполагает для переводчика определенную степень дистанции по отношению к лексике и стилистике Септуагинты. Я хорошо помню весьма важные высказывания авторитетнейших духовных писателей Православия, которые высказывали по видимости совсем иное суждение. Однако здесь речь идет не о смысловых разночтениях, упоминаемых ниже, но именно о стилистике; поэтому я думаю, что мое расхождение с ними скорее мнимое. Для всякого очевидно также совершенно особое значение Септуагинты для всей христианской духовной и религиозно-культурной традиции, а для Православия в особенности. Именно поэтому я осторожно говорю об «определенной степени дистанции», никак не ο разрыве. Я надеюсь, что моя собственная переводческая практика свидетельствует ο том, насколько неприемлемо для меня игнорирование важных для молитвенного навыка ориентиров Септуагинты (и, конечно, славянской версии).