Читать «Самозванец. Повести и рассказы» онлайн - страница 111

Тарас Витковский

Мозжухин молча смотрел в пол, задевая взглядом и краешек стола. На этом краешке рано или поздно все равно появлялась бумажка и, забрав ее, Мозжухин уходил.

Раз, задержавшись за дверью, он услыхал:

— С детства меня раздражали убогие. Как увижу какого-нибудь дауна или паралитика — все настроение насмарку. А Мозжухин этот — еще хуже! Разве можно было дойти до такого? Он же человек! По образу и подобию! Ну не уважаешь ты себя, уважай хотя бы образ и подобие. Тьфу, алкаш!

Так в сердцах говорил Гоша компьютерным мальчикам. Мозжухин расстроился.

Он и раньше подозревал, что все идет как-то неправильно, но не мог сформулировать эту неправильность. Забыл слова — вернее, смысл тех самых, правильных слов.

«Что-то было, тогда, раньше... — Мозжухин, скрытый от нескромных взоров, потирал наморщенный лоб. — Во мне ли самом? В атмосфере? Ну, положим, я был студент, верил... Свобода, «Лед Зеппелин», по морде кому-то дал из идейных соображений... Нет, вздор. Не то...»

Образ, зыбкий, но несомненно прекрасный, находился, предположительно за плотной завесой тумана, состоящего из наложенных друг на друга противоречивых чувств.

Мучительно и напряженно Мозжухин принялся думать, днем и ночью, в постели и в пластиковых своих доспехах. От умственных усилий, кошмарных и бесплодных, он начал сутулиться. Телефон из-за этого здорово деформировался, согнулся, как венская сосиска.

А в голове у Мозжухина стало пощелкивать. Потрескивать. В ушах слышалось завывание — противный писк перескакивал из одной тональности в другую, без всякой логики и склада.

«Все, допрыгался, — думал Мозжухин. — Схожу с ума».

Ходил он все реже и реже — обыкновенно стоял, опершись о щит. Вспоминал. Чаще всего ему виделось детство. Это было лучше, чем просмотр фотографий, потому что возвращались ощущения, запахи и какие-то особые краски, которых теперь не увидишь. Но вдруг гадкий треск и писк пронзал грезы, картина перед глазами оплывала мутью и кислый запах шибал в нос.

Возвращение было мучительно. Трижды испытав болевой шок, Мозжухин с воспоминаниями завязал. Теперь он просто слушал щелчки, гудение и назойливый писк.

Все эти эффекты пропадали, как только Мозжухин разоблачался. Но сонное оцепенение оставалось. Мозжухин сделался рассеянным. Однажды, уже после работы, он попался Семицветову на глаза, чего раньше старательно избегал. Семицветов грозно вопросил: «Кто это?» — и нехорошо напрягся. По счастью, рядом случилась Нинель Андреевна. Она под локоть, плавно, увела Семицветова к автомобилю. Генеральный свирепо оглядывался на Мозжухина, пока машина не завелась и не уехала. А Мозжухин даже не испугался.

На следующий день после этого инцидента сквозь гул и треск Мозжухин услыхал обрывок «Турецкого марша», — исполненный посредством мерзкого писка разных тонов. Обрывок этот повторялся назойливо несколько часов кряду, пока Мозжухин, из самого омута охватившей его мигрени, не закричал шепотом: «Все! Хватит! Хватит!»

— Что же вы нс отвечаете, Мозжухин? — спросил голос, бодрый и веселый.

Мозжухин обернулся вокруг своей оси. Никого рядом не было.