Читать «Сдохни, но живи...» онлайн - страница 155

— Только не по голове, — сказал я, сочувствуя, но вдвойне сладострастно прижимая к сердцу уже полученную свою пятилетнюю справку. Жить буду

Горбун

Он подошел к ним на улице, в Амстердаме. Их родном, но уже не совсем привычном и близком городе. Сам подошел, пока они разглядывали витрину магазина. Аккуратно одетый в отглаженный костюм, при галстуке, он все равно выглядел нелепо. Не смешно, нет. Но нелепо. Потому что он был горбун. Маленький ростом, с кривыми ногами, вдетыми в болтающиеся брюки и, к тому же, с некрасивым искаженным природой лицом. Грубым, рубленным, крестьянским. Даже хороший пиджак топорщился у него не на спине, а на загривке. Но это был лучший голландец. Точнее, один из лучших. Относительно немногих тогда, осенью 1941 года.

Леону было уже одиннадцать лет и он запомнил и разговор, и этого странного человека, и младшего на три года беззаботного еще брата. И растерявшегося было отца.

Ни в колледже, ни в университете, ни даже самостоятельно в этом мире нет официальных учителей по весьма насущному, временами, для человека предмету — как прятаться от полиции, соседей и от всех на свете. В этом прекрасном и одновременно проклятом Богом мире. Смотря где и когда ты живешь. Но вернее сказать, существуешь. Повезло — не повезло. И даже выживать, если приходится, то надо по-разному. Если пришла война. А она, как болезнь, почти всегда приходит вдруг. И так же вдруг мгновенно меняет и соседей, и родных, и просто разных людей. Еще вчера таких красивых, дружных, веселых и открытых, в большинстве своем. В своём каждый и остается: работать, служить, красть, продвигаться, выслеживать, арестовывать, прятаться. Жить…

Голландия уже была под оккупацией почти год. Немецкие танки рвались к Москве. И что-то с кем-то, с миллионами, уже происходило. Но там, далеко. Здесь, в Амстердаме, по сути, еще мало что изменилось. Магазины работали, рынки и рестораны тоже. Ужесточились какие-то правила контроля, но не смертельно. Местные нацисты вышли на улицы и в администрацию. Прежде всего, в полицию и управление. Почти 40 тысяч, из них, а это немало, потом вступили в добровольческие формирования СС и уехали на Восточный фронт. И у каждого благополучно оставались семьи и родственники.

Если бы не демократы, коммунисты и евреи жизнь была бы вполне нормальной. Для большинства она нормальной была и оставалась.

Когда власть начала, по команде немцев, прижимать евреев, увольнять с работы и службы, забирать бизнесы и даже дома, то рабочие профсоюзы, ведомые коммунистами, в начале 1941 года даже устроили всеобщую стачку протеста. Не поняли еще, что вчера — это не сегодня. Полиция навела порядок пулями и арестами. Руководителей казнили, сотни активистов направили в лагеря. А буржуа, основное население городов, признало, как всегда — Закон есть закон. Такие правила. Надо их соблюдать и не нарушать. Кто нарушает, сам виноват.

Евреи, порядка 150 тысяч, вместе с уже сбежавшими из Германии, остались как раз под Законом: нельзя, нельзя, нельзя. И большинство их стало просто обходить стороной.