Читать «Сначала исчезли пчёлы...» онлайн - страница 234

Жорж Старков

— Всё кончилось…

— Отец умер, — перебивает она, на секунду поднимает заплаканные глаза, часто кивает и снова зарывается лицом в мою штормовку.

— Как? — каким-то приглушённым карканьем вырывается у меня из груди, распираемой готовым лопнуть сердцем.

— Ранили. В живот. Умер, минут двадцать назад.

— Прости… — выходит из глотки едва слышный шипящий свист.

— Прощаю… — всхлипывает она, ещё сильнее вжимаясь в меня и впиваясь остренькими коготками в спину.

Сколько боли в этом «прощаю»… Сколько изломанных надежд… Неужели такие они — мои попытки сделать этого человека счастливым? Неужели я настолько неуклюж? Или это сама судьба говорит нам о том, что все наши чаяния, лишь глупая иллюзия, в которой мы барахтаемся, словно безродные щенки, коих жестоко бросили в наполненное до верху ведро и накрыли крышкой, чтобы не оставить шансов дожить до того момента, когда глаза новорождённых слепышей впервые увидят этот мир? Может, мы изначально, словно озорные умалишённые, нацепили очки не того цвета? Всё может быть… Всё может случиться. И всё, что может случиться, обязательно произойдёт. А если нет — значит у провидения подготовлен на нас нестандартный план. А может и нет никакого проведения, а наши руки, которыми мы сами куём свою судьбу, просто растут не из того места…

— Его надо похоронить, — снова слышу приглушённый моими объятиями всхлип.

— Похороним.

— Нет, — чуть крутится зарывшаяся под штормовку головка, — не здесь… С мамой.

— Он просил?

— Не знаю… Нет, — наконец отстраняется она от меня. — Но он об этом часто говорил. Он надеялся, что когда придёт его время, этого безумства уже не будет. Не будет ни изгоев, ни цивилизованных горожан и трудовых поселенцев… Будут просто люди, которым нечего делить. Говорил — тогда можно будет ходить в город, можно будет лечь рядом с ней…

Она затихла. Исчезли всхлипы. Пропало беспокойное пощипывание спины через грубую ткань штормовки. Кристина просто уснула. Мне жарко — куртка, надетая чтобы оградить моё тело от ночной прохлады, теперь не давала ему отдавать своё тепло. Пот сочится по шее и пояснице, но я не могу шелохнуться — боюсь разбудить её. Вдруг там, в её снах, всё не так, как в этой вселенной? Может там скачут дурацкие розовые единороги, может люди летают на мыльных пузырях… А может, сё почти так, как здесь, только лучше, совсем чуть-чуть. Просто смерти нет, а так — всё точь-в-точь.

* * *

Земля такая сухая и неприветливая… Она не мнётся, а ломается. Слишком мало влаги, слишком много солнца и ветра. Земля в этом месте будто говорит, чтобы её оставили в покое. Она не хочет никого принимать, исчерпала свой лимит на гостеприимство. Но, всё же, мы сыпем её поверх ошкуренных досок, лишь вчера сбитого гроба. Горсть за горстью, горсть за горстью…

Гроб слегка корявый, кое-где доски плохо подогнаны друг к другу. О вскрытии лаком и говорить нечего. Последние два дня в мастерской у плотника трудились больше двух дюжин человек. Трудился и я, трудился и отец с Серёгой, трудился даже профессор с Лешим, Шрам с Максом, Спиридон и ещё многие. Те, кто остался, отдавал свои силы, чтобы достойно проводить тех, кто ушёл…