Читать «Мхитар Спарапет» онлайн - страница 399

Серо Николаевич Ханзадян

— Но… сиятельный паша… — заикнулся полковник.

Однако паша не дал ему говорить.

— Семь дней даю сроку. Или Алидзор, или ваши головы, — прогромыхал он и, отвернувшись, вошел в ту часть шатра, где принимал пищу.

Паши последовали за ним. Пошли и европейцы в надежде получить кусок с роскошного стола сераскяра…

Благослови меня, господи…

Турки не прекращали обстреливать Алидзор из своих пушек и ночью. Время от времени то в одном, то в другом конце города слышались взрывы, за которыми тут же следовали крики и вопли людей. Воины и горожане спешили к разрушенным домам спасать уцелевших и раненых, вытаскивать из-под руин погибших.

Тикин Сатеник, склонившись над столиком, продолжала писать свою летопись. Она вздрагивала всякий раз, услышав грохот, со страхом смотрела в сторону соседней комнаты, где спал маленький Давид, и снова принималась писать.

Она была одна. Агарон вместе со своим юношеским отрядом находился на крепостных стенах. А муж почти не бывал дома. Не было дома и Цамам, которая пошла в церковь помогать лекарям и ухаживать за ранеными. Сама тикин также провела там весь день. Но сейчас пришла на короткое время домой, чтобы записать в своей летописи события последней недели.

В комнате было холодно и пусто. Рука Сатеник дрожала от волнения. Сердце было переполнено печалью, но она не плакала. Мысли теснились в голове, память работала удивительно четко. Она писала:

«Посему я устала говорить о кровавых событиях и о губительных войнах. В этот час турок осадил город наш и беснуется, жаждет крови нашей. Чернила кажутся мне кровью моих близких, гусиное перо — копьем, направленным мне в сердце. Хоть я и устала, описывая денно и нощно горестные события, но спешу, так как страшусь, что не успею исполнить долга перед людьми и страной…

Тщетны усилия, с которыми я излагаю мое повествование, жалки мои начинания, так как не могу вести сказания радостно, преисполнена горя и страха, устала от бесконечных страданий и тяжелой скорби. Слабеет мощь Дома Сюникского. Нет обуздывавшего врагов Давид-Бека, который привлекал к себе все сердца. Злоумышленно покинул и изменил паронтэр Агулиса мелик Муси. Стал распадаться порядок власти нашей. Доброе начало стало исчезать, явились зло и смуты. Появился враг справедливости и противник правды — смутьян, который постоянно подтачивает единство наше. Пресеклось дело возобновления Дома Армянского — государственности нашей. Да помилует господь попираемый и горестный народ мой армянский. Господи, озари сынов народа армянского, которые ждут от тебя руки помощи».

Дверь открылась. Огоньки двухкрылого подсвечника заколебались. На пороге показалась Цамам. Девушка была бледна и встревожена. Беспомощно прикрыв дверь, она прислонилась к ней спиной и опустила голову. Предчувствуя несчастье, Сатеник вскочила.

— Ты ранена? — спросила дрожащим голосом.

Цамам бросилась в ее объятия и, скользя руками по ее груди, медленно опустилась на колени. Глаза Сатеник потемнели, она едва удержалась на ногах. «Сын?.. Мхитар?.. Кто из любимых?» — мгновенно подумала она, затем быстро подняла ослабевшую девочку.