Читать «Черный хлеб» онлайн - страница 88

— Рехмет, рехмет за доброе слово, — подал голос Каньдюк. — Таков уж мой обычай: всегда помогаю тем, кого считаю своими. Желаю и в дальнейшем этому дому всего доброго. До смерти буду его другом и не оставлю без заботы.

Сели за стол. Шеркей торжественно раскупорил полуштоф. Выпили по одной, по другой. Плавно потекла беседа. Хозяин рассыпался перед гостями мелким бисером. Вспомнили о том, как летом кто-то хотел околдовать Шеркея.

— Есть, есть у меня враги, — пожаловался он.

— Не обращай внимания, — успокоил Каньдюк. — Мало ли на свете ненавистников. Вон их сколько в одном Утламыше. Сами не работают, а в чужой рот заглядывают. И колдовство пусть тебя не беспокоит. Ведь Шербиге развеяла его.

— Да, да. Счастье предрекла.

— Вот видишь. Так и будет. Теперь твоя дорожка прямо к нему стелется. Только не сворачивай. Да.

— Да, Шеркеюшка, да, жить тебе в довольстве и радости, — поддержала мужа Алиме. — Дом построишь, дети взрослые, Ильяс и тот скоро хлопотуном будет.

— В школу мы его отдали, — сказала Сайдэ.

— Это еще зачем? — недовольно удивилась Алиме, но спохватилась и примирительно договорила: — Конечно, вам видней. Пусть набирается ума-разума мальчонка. А за дочку вашу я ни капелечки не беспокоюсь, ни на ноготочек не волнуюсь. Счастливой будет, в богатом доме ей жить.

— Не угадаешь, тетя Алиме, кому какая судьба уготовлена, — вздохнула Сайдэ. — Выпейте-ка пивца лучше.

— Нет уж, если я говорю, то знаю, — не унималась жена Каньдюка. — Такая красавица и родителей своих осчастливит. Просто грех, великий грех отдавать ее жениху без калыма! Я уж и муженьку твоему толковала об этом.

«Да замолчи ты, старая! — мысленно прикрикнула на нее Сайдэ. — И без тебя тошно, кошки по сердцу скребут».

Шеркей огорченно посмотрел на пустой полуштоф.

Алиме перехватила его взгляд и всполошилась:

— Развязывайте узел, развязывайте. Или наше угощение с кривобочинкой да червоточинкой?

На столе появились еще один полуштоф, жареная индюшатина и другая снедь. В кувшине было керчеме.

Подвыпившие мужчины развеселились. Каньдюк, прислушиваясь к доносящимся с улицы песням, притоптывал ногами, задорно встряхивал головой.

Алиме тихонько подпевала, мурлыкала, словно кошка.

Сайдэ сидела за столом отчужденно. Отведав хмельного, она стала еще печальней.

Стемнело. Постепенно праздничный шум начал стихать. Только где-то вдали за околицей грустно звенел одинокий колокольчик. Наверно, возвращался домой кто-нибудь из приезжих. Звон становился все тише, тише — и вот уже растаяла прощальная, еле уловимая жалобная трель.

Ввалились с катания Тимрук с Ильясом. Наспех перекусив, ушли к соседям.

В избе было сумрачно. Взятая Шеркеем у знакомых старенькая семилинейная лампа без стекла еле светила, маленький вздрагивающий язычок пламени забивала густая копоть. Неподалеку протяжно завыла собака.

— Что же это мы приуныли? — встряхнулся хозяин. — Слава Пюлеху, и пивцо еще есть, и закуски в достатке.

Кто-то, громко скрипя сапогами по снегу, пробежал мимо окон. Застонали под тяжелыми шагами ступени крыльца. Пришедший наткнулся на что-то в сенях, чертыхнулся. Дверь резко распахнулась, и в избу, окутанный клубами морозного пара, тяжело дыша, ввалился Элендей.