Читать «Черный хлеб» онлайн - страница 86

Мигулай Ильбек

— Зачем это нам? Отдал бы ты долг поскорее. Просто пытка какая-то, казнь смертельная. Запутались, как птицы в силках. Ведь говорила тебе, продай корову и купи зерна, чтобы отдать. Разве ты послушаешься когда? Все по-своему норовишь. Хоть кол на голове теши.

— «Корову, корову»! А где бы другую взяли? Ты, что ли, родишь? Как жить без коровы? Похлебку забелять нечем будет.

— Живут ведь другие. Вон деверь ни от кого не зависит. И не бедствует, к слову сказать.

— Опять, опять ты про брата! И что он тебе дался? Чуть что: Элендей, Элендей, деверь, деверь! Договорились ведь не вспоминать о нем!

— Не буду. Успокойся. Иди к Каньдюкам. Да не застрянь там. У меня все готово.

Шеркей обулся в подшитые толстым войлоком валенки, надел шубу-трехспиику, поглубже надвинул шапку и отправился за почетными гостями.

Сайдэ начала хлопотать вокруг стола. Поставила на него тарелки с пышными подрумяненными блинами, ватрушками. Нарезала мясо, подогрела пиво. Придирчиво оглядела все, вздохнула: угощение выглядело бедновато. Переставила несколько раз тарелки, стараясь придать столу нарядный вид. Блюдо с блинами чуть не уронила. Нет прежней ловкости в руках, точно ватные стали.

Подошла к постели. Взбила и без того пышные перины и подушки. Уложила, застелила. Горка подушек оказалась кособокой. Пришлось укладывать снова. Получилось еще хуже. Опять все сначала…

Шеркей в это время шагал к дому своего благодетеля. Гулянье было в самом разгаре. Вереницей скользили сани. Среди одноконных упряжек изредка попадались и парные. К гривам лошадей привязаны разноцветные платки, вьются на ветерке длинные ленты. Проехал кто-то нездешний. Два вороных жеребца впряжены цугом. Кони статные, упитанные, идут пританцовывая. Со шлей и седелок свисают красные и зеленые кисти. Легкие санки поблескивают черным лаком. Видать, только выкрашены перед праздником. Нахлесты покрыты серебряной краской. Не санки — игрушка.

На облучке, широко растопырив локти, восседает парень в короткой коричневой поддевке, подпоясанной широким красным кушаком. Лицо у кучера нисколько не бледнее кушака. В санках — девушки: искрятся глаза, сверкают зубы, звенит песня.

Вслед за этой веселой компанией в желтых санках проехали Сэлиме и Елиса. Правил братишка Елисы Микуль. Лошадь шла быстро, но парень все время нетерпеливо дергал вожжами и с бравым видом оглядывался на девушек.

А вот показался Нямась. В новой дубленой шубе, в шапке с суконным красным верхом. Едет один, небрежно развалившись в уютных санках. Коренником идет вороной жеребец, голова почти касается вершины дуги, весело переговариваются три серебряных заливчатых бубенца, пристяжные тоже вороные. Сбруя ременная, дорогая.

Когда Шеркей вместе с Каньдюком и Алиме выходил из дому, со двора выехал Урнашка. В санках сидели раз-наряженные сестры Нямася. Они собрались в Хорновары, в гости к знакомым. Урнашка звучно причмокнул, из-под копыт брызнул искристый снег, и кони помчались во весь дух по укатанной дороге…

— Хорошо поют! — вздохнул Каньдюк, прислушиваясь к девичьим голосам. — Веселится молодежь, а наше дело только поглядывать да вспоминать то, что не воротишь. А бывало-то… — Старик молодцевато погладил усы, лукаво взглянул на жену. — Старуха моя должна помнить, как мы раз встречали масленицу. Замучился я с ней в ту пору. Два раза засылал к ее родителям сватов, а они — ни в какую. И слушать не хотят. Нет — и весь разговор. А меня-то самого и близко к дому не подпускают. Верь не верь — собаками травили не раз! Что делать? Подождал до масленицы да во время катанья хвать голубку — и к себе в сами. Присвистнул — и поминай как звали. После родители, как водится, согласились.