Читать «Homo sacer. Что остается после Освенцима: архив и свидетель» онлайн - страница 4

И он носил в себе эту неловкость, когда я впервые встретил его на собраниях в издательстве «Эйнауди». Он, возможно, чувствовал себя виноватым в том, что выжил, но не в том, что свидетельствовал. «Я в мире с самим собой, потому что я свидетельствовал».

1.3.

В латыни для определения свидетеля существуют два слова. Первое — testis, от которого происходит итальянское слово testimone, с этимологической точки зрения, оно обозначает того, кто выступает в роли третьей стороны (terstis) в процессе или в споре между двумя противниками. Второе слово — superstes указывает на того, кто пережил нечто, прошел до самого конца какое–то событие и поэтому может свидетельствовать о нем. Очевидно, что Леви — не третий; он во всех смыслах является выжившим. Но это обозначает также, что его свидетельство не связано с приобретением фактов в рамках судебного процесса (он недостаточно нейтрален для этого, он не является testis). В конечном счете ему важен не приговор — и тем более не прощение. «Я никогда не играл роли судьи»; «у меня нет права прощать… у меня нет таких полномочий». Более того, кажется, что его интересует лишь то, что делает приговор невозможным, та серая зона, в которой жертвы становятся палачами, а палачи — жертвами. По поводу этой серой зоны выжившие в основном соглашаются: «Ни одна группа не была человечнее других»; «Жертва и палач в равной степени лишены благородства, уроком концлагеря является братство унижения».

Это не значит, что приговор не может или не должен быть вынесен. «Если бы передо мной оказался Эйхман, я бы приговорил его к смерти»; «Если они совершили преступление, значит, должны за него заплатить». Важно не путать свидетельство и приговор и понимать, что право не претендует на то, чтобы исчерпать этот вопрос. У правды есть и неюридический аспект, в котором quaestio facti никогда не может быть сведен к quaestio iuris. И именно это является делом «выжившего»: все то, что выводит человеческую деятельность за пределы права, то, что радикальным образом освобождает ее от Процесса. «Каждого из нас могут судить, приговорить и казнить, даже не зная, за что».

1.4.

Одним из самых распространенных недоразумений — и не только в связи с концлагерями — является негласное смешивание этических категорий с юридическими (или еще хуже — юридических категорий с богословскими: новая теодицея). Почти все категории, которыми мы пользуемся в области морали или религии, в какой–то мере заражены правом: вина, ответственность, невиновность, приговор, оправдание… Поэтому при их использовании требуется особая осторожность. Факт состоит в том, что, как прекрасно знают юристы, право в конечном счете не стремится ни к восстановлению справедливости, ни к установлению истины. Оно стремится лишь к вынесению приговора, независимо от истины или справедливости. Это доказывается, без всякого сомнения, силой судебного решения, которая присуща и несправедливому приговору. Конечная цель права — создание res judicata, посредством которого приговор заменяет собой истину и справедливость и имеет значение истинного даже вопреки своей ложности и несправедливости. Право находит свой покой в этом гибридном творении, о котором невозможно сказать, является оно фактом или нормой; и дальше оно идти не может.