Читать «Что современно?» онлайн - страница 7

Джорджо Агамбен

Для убеждения этих упорных…. впоследствии названных монтанистами, то есть, буквально, «поборниками….», богословы, среди которых Тертуллиан, Ипполит Ириней ввели в свой лексикон термин «экономия» (oikonomia). При этом главный аргумент заключался в следующем: «По своему бытию и сущности Бог, безусловно, один; но в том, что касается Его экономики, то есть способа, которым Он администрирует Свой дом, Свою жизнь и мир, который создал, Он, напротив, троичен. Как добрый отец может доверить своему сыну выполнение определенных заданий и функций, не теряя при этом своей власти и своего единства, так и Бог вверяет Христу «экономию», администрацию и управление историей людей. Термин «экономия» специализируется, чтобы отныне обозначать воплощение Сына — экономику искупления и спасения. Поэтому в некоторых гностических сектах Христос в итоге именовался «человеком экономики» (ho anthropos tes oikonomias). Постепенно богословы воспринимают различие между дискурсом (логосом) богословия — теологии и дискурсом (логосом) экономики. Экономика становится диспозитивом, посредством которого тринитарный догмат, так же, как и идея промыслительного божественного правления миром вводятся в христианское вероучение. Как это часто бывает, разрыв, которого богословы старались избежать при помощи своего рассуждения, устранив его в плане божественного бытия, проявился в другом месте в виде цезуры, разделяющей в Боге бытие и действие, онтологию и практику. Действие — экономика, как и политика — не имеет никакого основания в бытии: это — шизофрения, которую богословское учение об экономике оставило в наследие западной культуре.

5. Надеюсь, что это обобщенное изложение поможет вам понять, насколько первостепенно важна та функция, которую понятие об «экономике» приобретает в христианском богословии. Начиная с Климента Александрийского, оно отождествляется с понятием о промысле и начинает обозначать спасительное правление миром и историей людей. Если так, то каков перевод этого фундаментального греческого термина в писаниях латинских отцов? Ответ: диспозиция (dispositio). Так латинский термин диспозиция (dispositio), от которого происходит наш термин «диспозитив», начинает вбирать в себя всю сложную семантическую сферу богословской экономики. «Диспозитивы», о которых говорит Фуко, определенно соединены с этим богословским наследием и могут быть возведены к тому первоначальному разлому, что разделяет и, одновременно, артикулирует в Боге бытие и практику, природу и сущность, оперирование, посредством которого Он администрирует и управляет миром творения. Термин «диспозитив» обозначает то, в чем и посредством чего реализуется чистая активность, управление без какого бы то ни было основания в бытии. Именно поэтому диспозитивы должны всегда содержать в себе процесс дезобъективации, должны продуцировать свой субъект. В свете этой богословской генеалогии диспозитивы Фуко приобретают новое доплнительное значение в том контексте, в котором они пересекаются не только с «позитивностью» молодого Гегеля, но и с «остовом, каркасом» (Gestell) позднего Хайдеггера, этимология которого родственна этимологии «диспозиции» (dis‑positio, dis‑ponere, где немецкое stellen соответствует латинскому ропеrе). В «Технике и повороте» (Die Technik und die Kehre) Хайдеггер пишет, что слово Gestell , обычно обозначающее «аппарат» (Gerat), для самого философа терминологически подразумевает «совокупность распоряжения (dis‑porre) (Stellen ), которое располагает (dis‑pone)  человеком, то есть требует (Bestellen ) от него вскрытия реальности как способа управления .