Читать «Хранительница книг из Аушвица» онлайн - страница 209

— У меня есть клиент. Понадобится одна — на послезавтра, на вечер, перед поверкой.

— Тетушка Богумила сможет все устроить, но капо в нашем бараке слишком тревожная, и нам придется отстегнуть ей еще немного.

— Не жадничай, Богумила.

Тут тон серьезно повышается:

— Да я ж не для себя прошу, дурень! Я тебе о капо толкую. Если она не закроет на всё глаза и не пустит в свою комнату, то останетесь вы без десерта, как пить дать.

Аркадиуш говорит несколько тише, но и его голос звучит с напрягом и как-то угрожающе.

—Цена была оговорена раньше — дневная пайка хлеба и десять сигарет. И ты не получишь ни крошки больше. А как вы этот хлеб делить будете — дело ваше.

Даже до Диты доносится глухое ворчанье женщины.

— Пятнадцать сигарет, и по рукам.

— Я же сказал, что так не пойдет.

— Треклятый польский сквалыга! Хорошо, я добавлю от себя еще две сигареты капо. Но если я лишусь доходов и не смогу больше покупать еду на черном рынке, то заболею. И кто тогда будет добывать для вас прекрасных еврейских девиц? Вот тогда вы еще наплачетесь без тетушки Богумилы, точно, и еще пожалеете, что были с ней такими прижимистыми.

Больше не слышно ни слова. В процессе обмена товаром обычно наступает момент тишины, как будто обеим сторонам торговой операции нужно особым образом сосредоточиться. Аркадиуш достает пять сигарет: Богумила всегда требует половину оговоренной платы вперед. Вторая часть оплаты — пайка хлеба — это то, что получит девушка при встрече с клиентом.

— Я должен видеть товар.

— Погоди.

Вновь на несколько минут воцаряется тишина, а потом опять слышится тот же гнусавый женский голос.

—Вот она.

Дита не может удержаться от соблазна — вытягивает шею и немного высовывается из своего укрытия, пользуясь потемками. Ей удается разглядеть долговязую фигуру поляка, а рядом с ним — грузную Богумилу, по виду совершенно не страдающую от недоедания. Есть и еще одна женщина: тоненькая, со скромно сложенными на груди руками и опущенной головой.

Поляк поднимает ей юбку и ощупывает промежность. Потом отводит руки и ощупывает груди — методично, не торопясь, а она стоит не шелохнувшись.

— Не слишком-то она юная...

— Тем лучше, зато она знает, что нужно делать.

Многие из тех женщин, которых вовлекает в свой бизнес Богумила, — матери. Им нужна лишняя пайка хлеба, ведь они не могут видеть, как страдают от голода их дети.

Поляк кивает и уходит.

— Богумила, — боязливо шепчет молодая женщина, — ведь это грех.

Та смотрит на нее с выражением комичной серьезности на лице.

— Тебе не стоит по этому поводу беспокоиться, дорогуша. Таково божье предназначение: зарабатывать хлеб насущный в поте того, что у тебя между ног.

И заходится сально-плотоядным хохотом. Потом, все еще смеясь, выходит из уборной, а за ней, опустив голову и шаркая ногами, идет молодая женщина.

Рот Диты наполняется горькой слюной. Теперь она уже не сможет вернуться в свое тайное убежище — историю Великой французской революции, продолжив чтение. Она возвращается в свой барак, и мама, едва завидев ее, буквально на полуслове прерывает светскую беседу, не дослушав обращенную к ней фразу, и торопится обнять дочку. В этот момент Дита снова чувствует себя маленькой и уязвимой, и ей отчаянно хочется на всю жизнь остаться в объятиях мамы.