Читать «Хранительница книг из Аушвица» онлайн - страница 138

Она знает, что многие из тех женщин, которые ее порицают, окажись они на ее месте, взяли бы из его рук все что угодно. Из-за мужа, из-за детей, по какой угодно иной причине — но взяли бы. Легко вести себя достойно, пока перед тобой не ставят открытую баночку крыжовникового варенья и не кладут кусок хлеба, на который это варенье можно намазать.

Он говорит ей, что ему бы хотелось, чтобы, когда весь этот кошмар кончится, они стали женихом и невестой. Она никогда ничего не говорит ему в ответ. Он рассказывает ей о Румынии, о своей деревне, о главном деревенском празднике — с прыганьем наперегонки в мешках и огромным котлом с мясом в кисло-сладком соусе на площади. Рене очень бы хотелось испытывать к нему ненависть. Она знает, что обязана его ненавидеть.

Но кое в чем ненависть очень похожа на любовь — ее также нельзя выбрать.

На Аушвиц спускается ночь. К перрону продолжают прибывать поезда, которые привозят сюда еще больше растерянных, ни в чем не повинных людей, дрожащих как осиновый лист, а красноватый отсвет над трубами крематория свидетельствует о том, что печи не простаивают. Узники семейного лагеря стараются уснуть на кишащих вшами матрасах, пытаясь справиться со страхом, порождающим бессонницу. Каждая такая ночь — маленькая победа.

А утром снова нужно будет умыть лицо перед металлическим, похожим на поилки для скота умывальником, снова пережить вынужденное бесстыдство, спуская трусы и подняв подол для отправления естественных надобностей рядом с еще тремя сотнями людей. И пахнет там вовсе не розами. Потом — бесконечная поверка под холодным небом. Метет поземка, от холода деревянные башмаки превращаются в ледяные. Охранники покидают лагерь со списками, в которых крестиками отмечены номера тех узников, кто не одержал победу в личном единоборстве с прошедшей ночью, после чего унижающая человеческое достоинство рутина несколько оживляется. Фреди Хирш закрывает наконец дверь барака и поднимает бровь. Спектакль жизни может начинаться. Дети с шумом и криками выскакивают из шеренги и рассаживаются по табуреткам, кто-то из преподавателей обращается в библиотеку. Начинается новый день в блоке 31.

Но чего с нетерпением ожидает Дита, так это полуденного супа. Некое подкрепление сил. Кроме того, этот суп — знак начала второй половины дня, когда она сможет вновь следить за похождениями криворукого солдата-недотепы, уже ставшего ей другом. Один из австрийских офицеров, командующий батальоном, в котором служит Швейк, — свирепый жлоб по имени Дауэрлинг. Старшие офицеры его очень ценят, потому что он весьма суров с рядовыми, добиваясь послушания рукоприкладством. «Вскоре после рождения его уронила нянька, и маленький Конрад Дауэрлинг ушиб голову. Так что и до сих пор виден след, словно комета налетела на Северный полюс. Все сомневались, что из него выйдет что-нибудь путное, если он перенес сотрясение мозга. Только отец его, полковник, не терял надежды и даже, наоборот, утверждал, что такой пустяк ему повредить не может, так как, само собой разумеется, молодой Дауэрлинг, когда подрастет, посвятит себя военной службе. После суровой борьбы с четырьмя классами реального училища, которые он прошел экстерном, причем первый его домашний учитель преждевременно поседел и рехнулся, а другой с отчаяния пытался броситься с башни святого Стефана в Вене, молодой Дауэрлинг поступил в Гейнбургское юнкерское училище. Его глупость была настолько ослепительна, что были все основания надеяться — через несколько десятилетий он попадет в Терезианскую военную академию или в военное министерство».