Читать «Хранительница книг из Аушвица» онлайн - страница 104

Тридцать восемь, тридцать девять, сорок...

В эти годы он старался быть постоянно занятым соревнованиями и тренировками, организовывая несколько мероприятий за раз — для того чтобы голова была преисполнена заботами, а тело — усталостью. Только так может он противостоять порывам, сводящим на нет силу воли, ту самую силу воли, с помощью которой он сделал себя; порывам, которые в случае единственной оплошности камня на камне не оставят от его имиджа всеми уважаемого человека, который зарабатывался годами. Кроме того, погруженность в круговорот забот позволяла ему скрывать то обстоятельство, что он, будучи таким популярным и таким востребованным всеми и каждым, в конце концов всегда оставался один.

Пятьдесят семь, пятьдесят восемь, пятьдесят девять...

Поэтому он продолжает скрещивать ноги, как ножницы, задерживая к тому же дыхание, чтобы больше заболели мышцы брюшного пресса. В наказание самому себе за то, что он не тот, кем хотел бы быть или кем хотели бы его видеть другие.

Шестьдесят три, шестьдесят четыре, шестьдесят пять...

Лужица пота свидетельствует о его упорстве, его способности к самопожертвованию... О его триумфе. Он садится на пол, и теперь, когда напряжение уже немного спало, слетаются воспоминания, заполняя собой пустоту ночи.

И воспоминания приводят его в Терезин.

Как простого чеха его депортировали в терезинское гетто в мае 1942 года. Он стал одним из первых переселенцев. В ту группу нацисты включили ремесленников, врачей, членов Еврейского совета Праги, а также культмассовых работников и спортивных тренеров. Готовилось прибытие основной массы перемещаемых евреев.

По прибытии он увидел расчерченный, словно по линейке, город. Реализацию того дизайна городской планировки, который явным образом родился в голове военного: улицы, явившиеся на свет с помощью линейки и угломера, геометрически правильные здания, прямоугольные газоны и куртины, очевидно, расцветающие весной... Столь рациональный город, прозвучавший в унисон с его собственной любовью к дисциплине, пришелся ему по вкусу. Он даже подумал тогда, что, возможно, здесь начнется новый, лучший этап в жизни евреев, и он станет тем первым шагом, что приведет их к возвращению в Палестину.

Когда он остановился, чтобы в первый раз взглянуть на Терезин, порыв ветра растрепал его прическу, и он откинул свои прямые волосы назад. Он вовсе не собирался допустить того, чтобы что-либо заставило его потерять лицо, не собирался позволить ветру истории отбросить его назад, даже если в данный момент этот самый ветер приобрел энергию опустошительного урагана. Он принадлежал к народу, за плечами которого — миллион лет истории, к народу избранному.

В Праге он очень интенсивно занимался детскими и юношескими командами и здесь также намеревался организовывать спортивные мероприятия и пятничные собрания для молодежи с целью укрепления еврейского духа. Легко ему не будет: придется столкнуться с противостоянием не только нацистов, но и одного из членов Еврейского совета — тот был осведомлен о позорном пятне, которое он так старался скрыть, и не собирался закрывать на это глаза. К счастью, он всегда мог рассчитывать на поддержку Якуба Эделыптейна, председателя Совета.