Читать «Минос, царь Крита» онлайн - страница 150

Я покорно открываю рот, мать кладет мне туда какой-то довольно большой ком, я языком чувствую, что он шершавый и медово-сладкий, но прежде, чем успеваю понять, что это такое, мать подносит к губам моим тяжелый двуручный кубок с молоком, и я с трудом проглатываю снадобье. Тут же желудок мой сводит судорогой. Я недолго борюсь с болью и подступившей тошнотой, выворачиваюсь из рук матери и, свесившись в сторону, выблевываю все на пол. Мне кажется, что в вонючей молочной луже лежит дохлая мышь, и меня снова рвет. Мать невозмутимо приказывает вытереть пол и принести сухие одеяла. Мне жарко, но Европа укладывает меня на постель и заботливо укрывает под самое горло.

-Не уходи, - я выпрастываю руку из-под одеяла и хватаю мать за подол.

-Не бойся, я никуда не уйду...

Она садится рядом. Берет мою пылающую ладошку и начинает перебирать пальчики.

И прежде, чем Гипнос заключает меня в свои объятия, я некоторое время смотрю на нее сквозь неплотно смеженные ресницы. Мама сейчас другая. От привычной бесстрастной маски царицы и возлюбленной бога на лице ее не осталось и следа. Волосы, обильно тронутые сединой, морщинки меж бровей и в углах глаз, вдоль рта. Но это ее не портит. Она кажется мне куда краше, чем та маленькая смуглая статуэтка с неподвижным лицом, восседающая на троне зала с грифонами.

Нет, это не мама. Это Ариадна. И я - не мальчик, а старик... Или все же мама?

Я открыл глаза и оторопел: рядом со мной сидела совсем другая женщина. Высокая, худенькая и угловатая, как мальчик-подросток. У нее очень светлые волосы - длинные, слегка волнистые, скрученные в простой жгут у самой шеи, и лицо, которое трудно назвать красивым, хотя и приятное - скуластое, с широким выпуклым лбом и округлым подбородком. Знакомое лицо. Где-то я видел эти черты. Большой рот, длинный, слегка вздернутый нос. Странного разреза серо-голубые глаза под тяжелыми, словно припухшими веками. Русые брови, похожие на крылья взлетающей чайки. До боли напоминает лицо моего Дивуносойо, только отличается большей женственностью. И нет легкой косинки глаз, которая придавала взгляду моего любимого странное, рассеянное выражение.

Я удивился и... проснулся.

Предрассветные серые сумерки наполняли покои. Ариадна, бледная, измученная, осунувшаяся, с покрасневшими от слез и недосыпания глазами, с рассыпанными по плечам волосами, сидела на краю моей постели, сжав в холодных ладошках мои руки. Лицо у нее было отрешенное.

-Дитя мое... - произнес я хриплым спросонья голосом. - Дитя мое.

И попытался улыбнуться. Она обрадовано вскрикнула:

-О, благие боги! Отец!!!

Я заставил себя сесть на ложе и погладил дочь по щеке. Она устало улыбнулась. Интересно, сколько времени Ариадна провела без сна, вымаливая у богов Эреба мою жизнь? Дорого ей обошлось мое выздоровление.

-Боги услышали тебя, - прошептал я, приглаживая ее растрепанные волосы. - Дитя мое, славное, мудрое дитя мое...

-Я просила многих богов, отец, и мои труды, - она с трудом подавила зевок, - не оказались напрасными. Благая Персефона даровала тебе исцеление.