Читать «Минос, царь Крита» онлайн - страница 127

Плод в утробе постоянно бился и ворочался, но упорно ждал положенного срока, высасывая силы из матери. Дворцовые врачеватели опасались за ее жизнь. Я умолял, доколе это было возможно, вытравить чудовище, но царица упорствовала.

В ту ночь, когда пришел срок появиться ему на свет, Пасифая велела не пускать меня к ней. Наверное, боялась, что я убью плод ее чрева. Ведь она ждала рождения нового царя Крита.

Я увидел его утром, когда царица была уже мертва.

Хотя испачканные простыни и покрывала уже вынесли, в покоях стояла вонь испражнений и крови. И лужу на полу вытерли слишком поспешно - на гладких каменных плитах виднелись бурые разводы.

Я подошел к жене. Старухи успели омыть ее и закрыть чистым покровом. Пасифая лежала - величественно-спокойная, исполненная царственного достоинства. Истинная владычица острова. Только искусанные в кровь губы и страшная бледность свидетельствовали о мучениях, которые перенесла она перед смертью.

-Пусть явятся ко мне гончары, золотых дел мастера, художники и старухи, готовящие тело к погребению, - едва слышно произнес я. - Пусть сам Дедал позаботится, чтобы все необходимое для похорон было сделано достойнейшим образом. Ибо умерла великая царица.

Дворцовый врачеватель Каданор, измученный тяжелой ночью, едва удерживающий слезы, подошел ко мне, хотел что-то сказать, но я сжал его запястье, ободряя:

-Так хотели боги. Царица знала, что ее ждет. Я - тоже. Не твоя вина, что нить ее судьбы обрезана.

И повернулся в сторону, откуда доносился истошный рев младенца. Он терзал мне уши, как тупое сверло терзает плоть камня. Голос у него был громкий, низкий, словно у молодого бычка. Сын Посейдона был огромен. Моего Главка называли великаном, но и в год он был меньше и худее, чем эта гора орущего мяса. Не человеческому, но коровьему лону было под силу разродиться без опасности для жизни таким гигантом.

Нянька растерянно топталась поодаль, боясь приблизиться к младенцу, и тот не был ни омыт, ни спеленат. Он сучил перемазанными засохшей кровью ножками и сжатыми в кулачки ручонками.

-Отчего мой сын лежит в небрежении? - строго спросил я няньку. Она повернула ко мне испуганное, бледное до серости лицо и пролепетала, сбиваясь и всхлипывая.

-Это чудовище, о, богоравный анакт...

Я решительно шагнул к ребенку и, хотя был готов увидеть нечто ужасное, с трудом сдержал возглас. На мощном, мускулистом теле младенца прочно сидела телячья голова. Трудно сказать, какой масти было это чудище. Шерсть, покрытая кровью, иголочками торчала на огромной голове, груди и плечах, но я почему-то решил, что он далеко не белоснежный, как тот красавец, что зачал его. Скорее - черный, как Быкоголовый, хранивший мой престол.

Имей этот Минотавр вид взрослой твари, я бы, наверное, прикончил его на месте. Но на грязных, вонючих пеленках барахтался новорожденный теленок, и ему было очень плохо. Я, наклонившись, взял его на руки. Шелест людских голосов мгновенно утих, и присутствующие в покоях уставились на меня, словно на моих плечах тоже отросла бычачья голова. Я обвел их всех взглядом и произнес: