Читать «Минос, царь Крита» онлайн - страница 103

"Сам-то ты часто выигрывал благодаря тому, что не уступал, даже глядя в глаза Танатоса, - предательски пронеслось в голове. - У тебя-то самого здравого смысла не больше, чем у птахи, отчаянно бросающейся на змею, чтобы спасти свое гнездо".

Да, если мои дети окажутся столь же безумно несгибаемы, как их отец, то, возможно, сегодня - последний день моего пребывания на земле. Ну и пусть! На всё воля богов, и если мойры должны сегодня перерезать нить моей жизни - я не буду вымаливать пощады для себя!

Нет, так не уснёшь. Я, не вставая, дотянулся до стола, столкнул большой серебряный диск. Явившийся на его звон раб замер в почтительном поклоне.

-Принеси старого неразбавленного вина. Ступай. - не глядя на него, приказал я.

Тот исчез и через некоторое время вернулся с чашей. Я залпом осушил её и уронил голову на ложе. Должна же когда-нибудь усталость взять своё?! Вечером мне нужна ясная голова, иначе...

А Пасифая - беременна. Пока еще не заметно, но она это тоже знает. От Посейдона, вселившегося в быка. Будь она проклята! И пусть печать её предательства навсегда останется клеймом на этом ребенке! Злобная мысль кружила в голове, как назойливая муха.

Вино мягко овладело моим сознанием. Это напоминало обволакивающий взгляд Дивуносойо, прикосновение его ладоней. Хотя сейчас вино и не доставляло мне наслаждения, но несло покой. Я не заметил, когда пересек зыбкую границу, отделяющую явь от полудремы.

Когда же это было? Мы с братьями - еще не подростки даже, а дети - боролись. Более высокий и массивный Радамант с легкостью уложил меня, старшего, на обе лопатки. Братья смеялись надо мной, глядя, как я шиплю от злости, и Сарпедон крикнул:

-Тебе никогда не победить нас!

Взвыв от обиды, я вывернулся из-под нависшей туши брата, рывком вскочил на ноги и, подлетев к младшему, залепил ему кулаком по лицу, а потом бросился бежать по переходам, стараясь сдержать злые слезы. Вслед несся звонкий голос Сарпедона:

-Отец зачинал тебя не в облике быка, а в облике скорпиона! Поэтому ты такой низкорослый и злой!

Наконец, я забился в какой-то угол и тут не удержался: уткнувшись лицом в стенку, расплакался. Поглощенный своей обидой я не услышал шагов матери и испуганно вздрогнул, когда она властно взяла меня за плечи. Её руки всегда были сухи и холодны.

-Ты огорчил сердце мое, Минос, - сурово произнесла Европа, - и поступил недостойно царского сына и человека благородного. Встань и следуй за мной.

Я покорно поднялся. Ничего хорошего будущая беседа не предвещала. Мать никогда не повышала голоса, но её тихие, ровные слова жалили сильнее, чем иные проклятия и угрозы. Я боялся её куда больше, чем отца, одинаково скорого на затрещины и прощение.