Читать «Время, занятое жизнью» онлайн - страница 43

Так воображение и фундаментализм входят в конфликт.

Тщательно продуманный вымышленный мир есть умственная конструкция, сходная во многих отношениях с религией или другими космологическими учениями. Это сходство, будучи замеченным, способно глубоко обеспокоить ортодоксальные умы.

Когда фундаментализм ощущает угрозу, реакция оказывается гневной или отвергающей – от «Скверна!» до «Ерунда!». Как к скверне к фэнтези относятся религиозные фанатики, чьи заскорузлые представления о реальности начинают шататься, будучи поставлены под сомнение; как к ерунде к нему относятся консервативные прагматики, желающие сузить реальность до непосредственно воспринимаемой и комфортной. Все фундаменталисты и прагматики жестко ограничивают использование воображения; за этими границами их собственное воображение начинает бунтовать, выдумывая жуткие пустыни, где нет ни Бога, ни Разума, ни капиталистического образа жизни, и в полночных чащах висят тигры, уцепившиеся хвостом за ветку, и освещают путь к безумию своим светлым горением.

Те, кто отвергает фэнтези не столь свирепо, выступая с менее радикальных позиций, обычно именуют его волшебным сном, мечтами, эскапизмом.

Связь между сном и фантастической литературой можно усмотреть только на очень глубоком, недостижимо глубоком уровне мышления. Мы не способны сознательно контролировать сон, ход его сюжета иррационален и непредсказуем, а его эстетическая ценность обычно сомнительна. Фантастическая же литература, как и любая другая литература, должна удовлетворять и наш разум, и наше чувство прекрасного. Фэнтези, как это ни странно, действует совершенно рационально.

Если звучит обвинение в эскапизме, побеге от реальности, что здесь значит «побег»? Побег от реальной жизни, ответственности, порядка, долга – вот что подразумевает обвинение. Но никто, кроме самых преступно безответственных или прискорбно некомпетентных, не прячется в тюрьму. Направление побега обычно к свободе. Так в чем же обвиняют эскапизм?

«Каковы вещи на самом деле? Должны ли они быть такими? Что произошло бы, окажись они другими?» Задать эти вопросы означает признать случайность возникновения реальности или, по крайней мере, допустить, что наше восприятие может быть неполным, спорным или ошибочным.

Я знаю: то, что я сейчас говорю, философу покажется по-детски наивным, – но мой рассудок не может или не хочет придерживаться философских аргументов, так что пусть я останусь наивной. Обычному рассудку, не знакомому с философией, вопросы «Должны ли вещи быть такими, какие они есть? Такими, каковы они здесь и сейчас? Такими, какими, как мне сказали, им надлежит быть?» могут показаться важными. И отворить прежде запертую дверь – это значительный поступок.