Читать «Обреченный Икар. Красный Октябрь в семейной перспективе» онлайн - страница 111

Михаил Кузьмич Рыклин

Как писала 29 сентября 1939 года газета «Советская Колыма»: «Пароход прибыл в Нагаево [а не в Веселую. – М.Р.] с минимальными потерями груза [о смерти людей не упоминается; главное, груз почти цел. – М.Р.]. За проявленное мужество, отвагу и дисциплинированность… всему экипажу парохода объявлена благодарность».

Я не стал бы так подробно останавливаться на рейсах «Джурмы» образца июля – августа – сентября 1939 года, если бы на одном из следующих после описанного рейсов именно на «Джурме» на Колыму не прибыли герои моего повествования – Георгий Жженов и Сергей Чаплин.

Жженов оставил подробное описание этого рейса.

Злоключения этапников начались с того, что в транзитной тюрьме Владивостока их в день отправки накормили… да, той самой селедкой, которая неделями отравляла зэкам жизнь в «столыпиных» и «краснухах». На пути от Второй речки до бухты Золотой Рог они еще кое-как превозмогали жажду, но это было только начало мучений: потом их двенадцать – пятнадцать часов перед погрузкой продержали на берегу без капли воды. Мольбы об утолении жажды жестко (с помощью прикладов, а как же еще – «не к теще на блины приехали»!) подавлялись конвоем.

Сначала, пишет Жженов, грузили лошадей. Несколько часов их бережно, поодиночке заводили по широким трапам на палубу, размещали в специальных палубных постройках – отдельное стойло для каждой лошади… В проходе между стойлами стояли бачки с питьевой водой, к каждому была привязана кружка…

«В отличие от лошадей, с людьми не церемонились…

Как стадо баранов, людей гнали сквозь шпалеры вооруженной охраны, выстроенной по всему пути, в широко распахнутую пасть огромного тюремного трюма… Гнали рысью, под осатанелый вой собак и улюлюканье конвоя, лихо, с присвистом и матерщиной… “Без последнего!”»

Зловещий выкрик «без последнего» на Колыме понимал каждый; он означал: отстающего конвой подгонял вперед ударами прикладов до тех пор, пока тот не падал.

Стоило «Джурме» отвалить от причала, как в наглухо задраенном трюме «уже созрел жуткий, сумасшедший бунт». Сотни людей, озверевших от жажды, исступленно требовали воды.

Капитан (наученный горьким опытом предыдущего рейса, когда бунт уголовников пришлось подавлять сжатым паром) отказался выходить в открытое море «с сумасшедшим домом в трюме».

Предыдущий конвой он (как мы знаем из рассказа Надежды Гранкиной) в Магадане отдал под суд, обвинив в халатном отношении к своим обязанностям, – было от чего перепугаться и этому конвою.

«Конвоиры раздраили трюмный люк. С палубы в ствол трюма, в этот ревущий зверинец, начали опускать на веревках бачки с пресной водой. Бесполезно, слишком поздно спохватились!

К бачкам с мисками, кружками бросились сотни жаждущих, не контролирующих себя людей. Они с концами обрезанной веревки исчезали в недрах, так никого и не напоив, превратившись на глазах у всех “в пыль, в брызги, в ничто”.