Читать «Хмель свободы» онлайн - страница 174

Игорь Яковлевич Болгарин

Бывший глава бывшей республики студент Голубович на суде закатил истерику, разрыдался и заявил, что «больше не будет». Его отпустили с миром.

А хлеборобы, настоящие, от сохи, гетмана не признали. Видно, не тех хлеборобов пригласили на выборы. Причина в том, что Скоропадский обязал селян вернуть латифундистам и кулакам землю, скот, инвентарь, рассчитаться за причиненный ущерб и, кроме того, выплачивать оккупантам репарации и поставлять на нужды Германии мясо, молоко, хлеб…

Селяне, уже узнавшие вкус земли и запах горящих усадеб, стали резать гетманскую варту, помещиков и офицеров, кому бы последние ни служили. Махно поначалу был лишь одним из многих…

Полная потеря гетманской власти на селе и поражение Австро-Венгрии и Германии привели к тому, что Петлюра, верховный атаман многочисленных кошей, куреней и дивизий, тоже пошел на Киев. В декабре восемнадцатого он окружил и взял брошенный немцами Киев. Сопротивлялись лишь разрозненные офицерские и юнкерские отряды. Ясновельможный гетман Скоропадский не успел организовать армию защитников. Киевская варфоломеевская эпопея, начатая еще недоброй памяти «большевиком» Муравьевым, продолжилась с невиданным размахом и жестокостью. Гайдамацко-казацкие настроения петлюровской армии помножились на крестьянское стремление люто расправиться с теми, кто, по их мнению, поддержал «панов».

Эпопея невиданных казней в Киеве не знает себе равных в истории. Об этом оставлены сотни свидетельств очевидцев. Мария Нестерович вспоминает: «Всю ночь возили эти трупы. Такого ужаса я не видела даже у большевиков. Видела больше, много трупов, но таких умученных не было».

Подобное происходило во многих городах и местечках Украины, но, пожалуй, с меньшим ожесточением. Здесь костер офицерского холокоста пылал не столь ярко. Находились петлюровские командиры, которые сдерживали подчиненных. Знаменитый полковник Болбочан, герой петлюровщины, отпускал офицеров, позволял им уйти на Дон. За что, впрочем, позднее был расстрелян.

На селе Петлюра тоже не вызывал особого доверия. Его политика классового мира и всеукраинского братства не вдохновляла вкусивших полной свободы и собственной власти крестьян. Прибывшему с фронта солдату невозможно было представить себе братство и равенство с офицером, малоземельщику-крестьянину – с кулаком. Эти люди знали жизнь и ее законы. Равноправие достигалось лишь в бандах, как правило, анархических. Недаром о Махно говорили: «Батько с нами и чарку выпьет, и в бой пойдет, и песню заспивает, и добром поделится…»

Новым органом власти в УНР – Директорией – руководил вначале все тот же Винниченко, а затем Петлюра. Но Симон Васильевич не поладил с писателем и скинул его. Пытался всякими мерами восстановить порядок в Киеве до провинции у Петлюры руки все не доходили. Да и в столице ничего не получалось. Как вспоминают представители Красного Креста, казни продолжались украдкой, ночью, исподтишка. «Встретят на улице человека… похожего на офицера… выведут на свалку, пристрелят и тут же бросят… Или шомполами запорют насмерть, иногда на полусмерть».