Читать «Волгари» онлайн - страница 6

— Не добрый то знак... — говорили они. — Не ладное дело затеяно. Не желает чудотворец с Соловков уходить.

Владыко Никон не слова эти лисьехитрые, а само дыхание соловецкой поперечности чувствовал. Темнело тогда в глазах от гнева, ещё горячее молился митрополит. Всё превозмогает сила Божия, превозмогла и морское непокорство, соловецких иноков тоже небось вразумит.

В посте и молитвах три дня прошло. На четвёртый служили Божественную литургию в Спасо-Преображенском соборе.

Дивный, поражающий своей красотой и строгостью храм выстроил чудотворец Филипп в бытность игуменом Соловецкого монастыря. Но он успел только построить этот обширный, словно из самой соловецкой земли поднявшийся храм, а служить ему здесь не довелось. Храм освятили, когда игумен уже был в Москве, когда волею царя Иоанна Грозного и Божьим Промыслом встал во главе Русской Православной Церкви, чтобы совершить назначенный подвиг и принять мученический венец. Но строил Преображенский собор Филипп. И как ясно, как зримо запечатлелся в строении несокрушимый дух Исповедника правды! Пять златых глав увенчивают высокий, схожий с крепостной твердыней собор, а посреди главок — самая большая глава, покрытая богатырским новгородским шлемом. И вся эта немыслимая каменная тяжесть опирается изнутри храма на два огромных столба... Каменные громады их, однако, не загромождают храм. Так безыскусно прочны и надёжны, что хочется прислониться к ним обременённой грехами душою, хотя бы на миг ощутить первозданную лёгкость.

Во время литургии подошёл Никон в митрополичьем одеянии к чудотворцеву гробу и взял послания.

— Христову подражателю, небесному жителю, вещественному и плотному ангелу, преизящному и премудрому духовному учителю нашему, пастырю же и молитвеннику великому, господину отцу отцем, преосвященному Филиппу, митрополиту Московскому и всея Руси! — развернув царскую грамоту, громко прочитал он.

Голос легко вознёсся до сводов храма и, словно бы усилившись их мощью, эхом обрушился сверху на собравшихся в церкви, на самого Никона, и он сам уже не узнавал своего голоса, слившегося с творением святителя Филиппа...

— Молю тя и приити тебе желаю семо, еже разрешите согрешение прадеда нашего, царя и великого князя Иоанна, нанесённое на тя неразсудно завистию и неудержанием ярости... — читал Никон, и голос его дрожал, и, казалось, звучит в Преображенском соборе уже не Никоновский, а по-юношески ломкий голос самого государя Алексея Михайловича.

— Аше и неповинен есмь досаждения твоего, но гроб праведничь присно убеждает мя и в жалость приводит, ибо вследствие того изгнания и до сего времени царствующий лишается твоего святительского заступничества. Потому преклоняю свой сан царский за прадеда моего против тебя согрешившего, да оставиши ему согрешение его своим к нам пришествием, да упразднится поношение, которое лежит на нём за твоё изгнание, пусть все уверятся, что ты помирился с ним: он раскаялся тогда в своём грехе, и за это покаяние и по нашему прошению приди к нам, святый владыко!

Мерцали свечи, дивный свет лился из широких окон барабана, удерживающего шлемовидный купол, освещал высокий четырёхъярусный иконостас, растекался фиолетовым полумраком по всему храму. Дивное таинство творилось сейчас!