Читать «Мастерская дьявола» онлайн - страница 82

Ночью — или когда мы думаем, что настала ночь, — мы спим, прижавшись друг к другу. Потом просыпаемся и едим хлеб.

Мне снится «Паучок». Он во мне. Растворится еще и меня отравит. Все эти данные и контакты захватывают мои внутренности.

Ула сидит рядом со мной с открытыми глазами и рассказывает о своей работе.

Ее группа была выбрана для рекогносцировки в местах захоронения людей в одной из областей Белоруссии, особенно пострадавших от радиации.

— После чернобыльской аварии радиоактивными отходами была заражена треть Белоруссии, — сообщает она. — Это называют радиационным геноцидом.

Весь день по жаре или под дождем они копошились у могил. Деревенские в них чуть ли не плевали. Все знают те места, где лежат мертвые, но это табу. Кто роет старую могилу, ломает ребра живым, говорят тут.

— Вот как?

«Что вы там роете? Оставьте их в покое, да и нас тоже!» — сказал им глава одного сельсовета. По ночам у них пропадали находки. То, что они с таким трудом выкапывали, кто-то возвращал назад. Они подозревали, что это были деревенские подростки. Когда Ула как-то пошла в магазин, ей пришлось соврать собравшейся толпе, что она голландка, а не немка. При этом жертвы были совершенно точно расстреляны НКВД.

— Как ты это поняла?

— По пулям. Но были и другие доказательства. Ты знаешь, что в зараженных областях заболеваемость раком у детей до сих пор в двадцать раз выше, чем в других местах? Продукты туда приходится привозить…

— Ула, это кошмар!

Члены ее группы уезжали один за другим. Травмы во время работы, диарея из-за плохой воды, депрессия. И стали возникать проблемы с работниками, присланными Министерством. Множество образцов пропало.

Я похлопал ее по плечу и протянул две синие таблетки, которые извлек из кармана. Она проглотила их и запила водой.

— В Октябрьском мы нашли могилы, в которых были сотни людей. Их убили либо раздетыми догола, либо в летней одежде, которая совсем истлела. Пули и гильзы — от самых разных типов оружия, и больше ничего, никаких документов, монет за подкладкой, клочков газет в обуви, девчачьих заколок — ничего, никаких опознавательных знаков!

— А зубы? — спрашиваю я, вспомнив подземелье Кагана. А может, пещеру — не знаю, как назвать то, где мы были.

— Зубы всякие, и чиненые, и запущенные, — отвечает Ула и делает мне знак не перебивать ее. — Мы провели скорректированный радиоуглеродный анализ скелетов, — продолжает она, — чтобы определить время убийства. Ну, а потом, по идее, должна сказать свое слово генетика. Если в могиле поляки или, скажем, русские, особой разницы между ними не будет. Но если это были солдаты вермахта или евреи, тогда различия уже заметны. Только никому об этом не говори, ладно? Эта самая генетика пользуется не слишком хорошей репутацией.

— Не скажу, — пообещал я.

— Это был адский труд. Сколько раз я, даже и по ночам, под дождем, водила в растерянности лопаткой по краю ямы, размышляя, кто кого здесь убивал. Советские — советских, немцы — советских и других евреев, или немцы вместе с советскими — других советских людей? И учти еще, что все они делятся на белорусов и русских, украинцев и русинов, а кроме того, есть поляки, прибалты и прочие. Прости, а ты кто?