Читать «Марина Цветаева. Твоя неласковая ласточка» онлайн - страница 437

Страшно хочется писать. Стихи. И вообще. До тоски.

Любить Бога — завидная доля!

Бог согнулся от заботы — И затих. Вот и улыбнулся, вот и Много ангелов святых С лучезарными телами Сотворил. Есть — с огромными крылами, А бывают и без крыл… Оттого и плачу много, Оттого — Что взлюбила больше Бога Милых ангелов его.

1916

А сейчас — и ангелов разлюбила.

Тем не менее — на этом потайном фоне — 15 марта МЦ прочла свою прозу о Белом в Географическом обществе, предварительно попросив у слушателей — терпения: чтения на полных два часа. Вечер поразил ее силой человеческого сочувствия. 13 мая 1934 года в «Последних новостях» будет опубликован фрагмент очерка «Из рукописи «Пленный дух» (Моя встреча с Андреем Белым (Цоссен))».

Веселый месяц май. Но не в 1934 году. Не девятилетний гений Georges Efron, но непридуманный русский поэт:

Тоска по родине! Давно Разоблаченная морока! Мне совершенно все равно — Где совершенно одинокой Быть, по каким камням домой Брести с кошелкою базарной В дом, и не знающий, что — мой, Как госпиталь или казарма. Мне все равно, каких среди Лиц ощетиниваться пленным Львом, из какой людской среды Быть вытесненной — непременно — В себя, в единоличье чувств. Камчатским медведем без льдины Где не ужиться (и не тщусь!), Где унижаться — мне едино. Не обольщусь и языком Родным, его призывом млечным. Мне безразлично — на каком Непонимаемой быть встречным! (Читателем, газетных тонн Глотателем, доильцем сплетен…) Двадцатого столетья — он, А я — до всякого столетья! Остолбеневши, как бревно, Оставшееся от аллеи, Мне всё — равны, мне всё — равно, И, может быть, всего равнее — Роднее бывшее — всего. Все признаки с меня, все меты, Все даты — как рукой сняло: Душа, родившаяся — где-то. Так край меня не уберег Мой, что и самый зоркий сыщик Вдоль всей души, всей — поперек! Родимого пятна не сыщет! Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст, И все — равно, и все — едино. Но если по дороге — куст Встает, особенно — рябина…

3 мая 1934 («Тоска по родине! Давно…»)

Это стиховой вариант, сгусток всего того, что она говорила о себе Иваску, это рябина из того 1916 года, из той юности, когда они с Мандельштамом ходили то по захолустному кладбищу, то по колокольно-купольной столице.

В ночь на 17 мая 1934 года Мандельштама арестовали в квартире, полученной им недавно и уже воспетой. Чекист предъявил ему ордер, поэт прочел и кивнул. Ордер подписал Яков Агранов, убийца Гумилёва, дружбан Маяковского и Пильняка. Пока продолжался обыск, в доме было много людей, а в одной с ним комнате сидели до утра Надежда Мандельштам и Анна Ахматова. Следователь нашел «За гремучую доблесть грядущих веков…», показал автору, тот кивнул. Его увели.