Читать «Марина Цветаева. Твоя неласковая ласточка» онлайн - страница 379

Бросит сын мой — дряхлой Европе (Богатырь — здесь не у дел): — Как мой папа — на Перекопе Шесть недель — ежиков ел! Скажет мать: — Евшему — слава! И не ел, милый, а жрал. Тем ежам — совесть приправой. И поймет — даром, что мал!

Но поэма была явным анахронизмом и пошла по накатанной колее, с клише почти десятилетней давности:

Под комиссаром был бы — гнед. Для марковца — бел свет: У нас теней не черных — нет, Коней не белых — нет. Чертополохом — веселей, Конь! Далекó до кущ! Конечно белого белей Конь, марковца везущ!

Это строки из главы «Сирень», аккуратно традиционной по исполнению и сюжету. Поручик, отправившись в село за провиантом, за неимением оного получает от поселянки — куст сирени.

Поручик! Не до женских глаз. Лазорь — полынь — кремень… И даже не оборотясь Коню скормил сирень.

Сюжет, как та сирень, получен от Сережи, и весь «Перекоп» посвящен ему: «Моему дорогому и вечному добровольцу». Это очевидная метафора, помимо темы поэмы. В ход идет и домашнее прозвище:

Кусочка хлеба не дадут — А завтра жизнь отдашь За них! Терпи, терпи, верблюд! Молчи, молчи, Сиваш!

Независимость МЦ от левых и правых оборачивается туманностью. Так и неясно, оправдан ли ею генерал Брусилов, бывший главнокомандующий царской армией, перешедший на сторону красных и выпустивший воззвание к белому офицерству встать на защиту Отечества перед лицом шляхетского наступления. Само брусиловское воззвание в лучших установках ЛЕФа зарифмовывается практически дословно, словно МЦ соревнуется с Николаем Асеевым в его партизанской поэме «Семен Проскаков» (1927–1928), где документы эпохи усердно комментируются стихами. То же самое, собственно, пастернаковские «Шмидт» и «Спекторский» — вещи в основе документальные. Веяние времени.

Не обошлось и без очередного соперничества МЦ с Маяковским. Он пишет Врангеля в поэме «Хорошо!» (1927):

Наши наседали, крыли по трапам, кашей грузился военный эшелон. Хлопнув дверью, сухой, как рапорт, из штаба опустевшего вышел он. Глядя на ноги, шагом резким шел Врангель в черной черкеске. Город бросили. На молу — гóло. Лодка шестивёсельная стоит у мола. И над белым тленом, как от пули падающий, на оба колена упал главнокомандующий. Трижды землю поцеловавши, трижды город перекрестил. Под пули в лодку прыгнул… — Ваше превосходительство, грести? — — Грести! —

У МЦ Врангель таков: