Читать «Дом проклятых душ» онлайн - страница 143
Елена Арсеньева
– Заткнись, подонок! – раздался яростный крик Горностая. – Какая она тебе девка?! Это моя жена!
Смерть заглядывала в глаза, ужас то сжимал, то разжимал на горле костлявые пальцы, но все-таки не было в жизни Маши мгновения счастливей, чем это!
– Что?! – ошеломленно выдохнул Жука. – Жена?! Так вы там, значит… Вы там, значит…
Он был так потрясен, что рука его с наганом на мгновение опустилась.
Этого мгновения и ждал, это мгновение и стерег Горностай!
Он прыгнул на Глафиру, выхватил из ее рук обрез и выпалил в Жуку, а потом бросился к Маше, схватил ее за плечи и отшвырнул к себе за спину.
Это произошло так быстро, что Маша и понять ничего не успела. Чудилось, это не она двигается, а окружающее пространство непостижимым образом перемещается вокруг. Что-то дернулось, сместилось – и вот она уже в безопасности.
В глазах постепенно прояснилось, и Маша поняла, что радовалась пока рано.
Жука, привалившись к стене, левой рукой держался за простреленную ногу; в правой ходуном ходил наган. Глафира стояла рядом на коленях, что-то истово шептала, и кровь, толчками вырывавшаяся между пальцами Жуки, который пытался зажать рану, на глазах замедляла свое течение…
– Видишь? – побелевшими губами тихо выговорил Жука. – Глафира – истинная дочка своей мамаши-ведьмы и обоих своих папашек! А у тебя, Горностай, патронов-то нет! И прыгай ты, не прыгай, размахивай ногами, не размахивай, а от пули тебе не уйти. От пули моего нагана! Ты, небось, не понимал, откуда в телогрейке наган взялся? Да это я его туда положил. Стибрил в Завитой у одного краскома . Пристрелял как следует, а потом в эту телогреечку сунул, чтоб никто из местных обитателей, призраков, ведьм да оборотней, его не заиграл. С них станется! Они могут! Предок мой, Василий Жуков, бывший белый штабс-капитан… – Жука, словно спохватившись, оборвал себя, перевел дух, потом заговорил снова: – Припрятал, значит, а тут тебя принесло. Не знаю, конечно, каков ты стрелок, а у меня звание есть, я кандидат в мастера спорта по пулевой стрельбе, понял? У меня дома такая «тулочка», видел бы ты!.. Охотился с ней, в полете уток сшибал, а уж Горностая и подавно сшибу. И тебя, подруга детства, не пожалею! Значит, ты с ним переспала… Да вы понимаете, что сделали? Вы меня моего сокровища лишили, ради которого я… которое мне… которое мое было! – Голос его сорвался рыданиями. – Оно было мое. А вы…
В этот миг что-то темное пронеслось по комнате. Это был…
– Гав! – вскрикнула Маша, однако пес, явившийся из ниоткуда, ударился всем телом в дверь – но не в ту, через которую вошли недавно Горностай, Маша, Жука и Глафира, а в другую, в противоположном конце комнатушки, распахнул ее – и снова канул в никуда, бросив Маше прощальный взгляд.
Там, за дверью, открылась комната… вдали виднелась еще одна дверь и красные буквы на стене.
Там спасение! Там выход!
Но разве успеть добежать?!
И тут…
И тут резко потянуло сквозняком, взметнулись пыль и мусор, столетиями копившиеся в углах комнаты, а потом каким-то потусторонним ветром занесло в дверной проем подобие человека – ни лица, ни одежды толком не различить, некая смутная тень, колеблющийся силуэт, словно нарисованный сигаретным дымом, виден только рот, широко распяленный, как на картине Мунка «Ужас», рот, окаймленный черной бородой, испятнанной чем-то красным, будто кровью, и из него рвался тихий, мучительный вой, в котором Маша различила только отдельные звуки:
