Читать «История одной дружбы» онлайн - страница 5

Любимым его пейзажем стал вид, открывающийся с дороги в Вифлеем. Панорама пестрой долины и бесплодных, безводных Моавских гор, жаркая дорога, ведущая вниз — к Мертвому морю.

Легко понять, почему мистики так часто уходили в эти ужасные горы, дабы обрести истину. Столь полное безразличие к потребностям человека обещает Божественное откровение. Нежелание утолить жажду тела говорит о страстной тяге утолить жажду духовную.

Что же объединило этих столь непохожих друг на друга живописцев на долгие-долгие годы? Как ни странно, общее для обоих желание ответить на вопрос, что такое художественная правда.

Уильям Холман Хант хотел привнести в современное ему искусство дух проповедничества, морально-назидательный смысл, чтобы картина говорила больше, чем на ней изображено. Он насыщал живопись религиозными аллюзиями. Друзья называли Уильяма «великим священником прерафаэлитов». Как и Рёскин, Хант полагал, что правда не просто переносится из жизни в произведение искусства, а осмысляется интеллектом художника, проходит через его душу. Важно не подражать природе, а воспринимать ее духовно. Оригинальность произведения искусства Хант видел не в новизне художественных приемов, а в глубоком постижении самого духа природы. По его мнению, искусство являлось не только выражением личности художника, но и воспроизведением фактов, преображенных воображением.

Лир, напротив, решительно возражал против какого-либо вторжения личности художника в мир картины. Во время первого же посещения Рима он восстал против авторитета Никола Пуссена и Сальватора Розы. Пейзажи Пуссена, способные поднимать зрителя до высоты сознания, рождающего мифы, все эти «психеи римского пейзажа» были совершенно чужды Эдварду Лиру.

Как и когда-то Пуссен, молодой англичанин обыкновенно вставал рано и час или два гулял за городом или в городе вокруг палаццо Барберини, где обычно останавливался у друзей. Он поднимался на Монте-Пинчио, что неподалеку от церкви Тринита, где рисовал в тени прекрасных деревьев, под которыми шумят фонтаны. Отсюда открывается великолепный вид на Вечный город, на его холмы и здания, расположенные как сцена огромного театра. В отличие от Пуссена, Лир вовсе не стремился, да и не был способен увидеть в волшебной зелени ожившего фавна или нимфу. Ему гораздо ближе был Клод Лоррен.

Для Лоррена правда заключалась в подчинении природы законам идеальной композиции, в нем художник сочетался с лирическим поэтом. Лоррен придумывал свои пейзажи, многое изображал по памяти, свободно комбинировал фрагменты зарисовок из разных мест. Лоррен составил сводный каталог своих эскизов и готовых живописных произведений, которым нередко пользовался, многократно варьируя изображения. Эту книгу он назвал «Liber Veritatis» — «Книга Истины», или «Книга Правды».

В картинах Лоррена заметно большое влияние барочного театра: фасады зданий напоминают декорации, скрытые кулисы, перспектива подчеркнута, ярко прописан задник. Несмотря на то что картины его никогда не выходят за пределы романтического и мечтательного видения, в них всегда есть особая притягательная сила — свет.