Читать «Великое» онлайн - страница 66

— А здесь что — бесплатная?

Я вспомнил «мужская стрижка афра — 25 тысяч» и оглядел рабочий зал. Стрекучий.

— Иди где за деньги!

Я еще раз обозрел зал «Далилы».

В углах валялись горы нечистых локонов, прядей, грив и оволосений головы.

По-моему, завалы шевелились.

Мне страсть как захотелось в платную.

За деньги где.

Можно даже не «афру», но за любые (в пределах разумного) деньги. И чтоб чисто, светло — чтоб! Не заразно чтоб! Чтоб стригущий чтоб, но — дался ж он мне — не лишай. (Не опоясывающий, не стригущий — по несложно ассоциативной связи с ниже и вышеописанными событиями… — М. Г.) Чтоб — «а паразиты — никогда!» Чтоб!!! За деньги.

Бестолковому, но счастливеющему не по дням, а по часам, симпатичнейшему, в сущности, чурке было снисходительно объяснено, что напротив есть мужской салон красоты. И там — за деньги.

Я перешел проспект Мира. Я позвонил в звоночек рядом с дверкой, одолженной у броненосца.

На дверке было выгравировано, тоже от великой начитанности, видимо: «Салон „Цирцея“».

Открылась заветная дверь.

В ней, полностью загораживая такую же следующую, стоял мальчик в тренировочном. То есть в спортивном виниловом костюме непосредственно на могучем неулыбчивом организме. В руках у него были нунчаки.

Качок медленно меня осмотрел — от штиблет до подбородка. (Ища болевые точки? У меня едва не открылись чакры.)

«Плохо дело, — решил я. — Непостриженным зароют. Как послушника».

Сильный человек посмотрел мне в глаза сильным взглядом. Я сразу вспомнил, что одним из приемов шотокан-карате (мне рассказывали) является болевой крик. И — единственным известным мне наверняка. Он якобы парализует и обезволивает партнера. Я приготовился обезволить партнера по спаррингу. Контактному, наверное, в перспективе. Нунчаками меня еще ни разу не били.

Он заглянул мне в глаза, до дна. «Житейская неурядица», — почему-то мысленно прокаркала мне формула из моего же некролога. Он меня ща и пострижет.

Здоровяк углядел на моем глазном дне все, что искал, покачал небольшой головенкой и задом отдавил еще одну блиндированную дверь.

Я, отдавая себе отчет, что это — безвозвратно, вошел.

Толчок его взгляда в спину внес меня в помещение.

В единственном кресле сидела, видимо, Цирцея.

На всякий случай я похолодел.

Глава четвертая

Цирцея

Я много взаимосоотносился с дамами.

И посвятил этому занятному занятию пару-другую сочинений самого поразительного свойства и в самых причудливых жанрах. От назидательных «Мемуаров бывшего бабника» до абсолютно нецензурных (уже исходя из названия) «Посланий». Где-то в промежутке трепещет по ветру редкая моя любовная лирика, пылятся эпистолярные опыты, обрастают лишайниками апокрифа чужие — т. е. не от первого своего лица, чтоб не сказать — вообще поддельные (до, прямо хоть плачь! пастиши!) — дневники. Много о женщинах я не написал, причем в основном — хорошего (не написал хорошего я не только о женщинах). Теоретически говоря, точней рассуждая, к женщинам можно относиться хорошо, плохо, спустя рукава, с острым любопытством. Больше никак.