Читать «Великое» онлайн - страница 37
Михаил Самуэлевич Генделев
Вышел к автобусной остановке. Тель-Авив. Там пересел на Тверию.
Поздно вечером и всю ночь напролет сидел на кухне Анри Волохонского, поэта, пил бренди, за которым сходили к соседям, пил много, не разбирая ел, врал, хвастался, читал стихи, безнадежно звонил и опять пил, хвастался и врал про войну. Дома, в Иерусалиме, объявился в понедельник.
Но он заснул еще раньше, в самолете, в мягкой трубе толстенького транспортника, он всегда спал в самолетах, даже в самых, казалось бы, для этого неприспособленных, — когда коротко и узко, и не вытянуть ноги, только свернуться калачиком. С тяжелого перепоя ему снилось что-то скверное, он нервничал во сне, ворочался, раскладушка визжала, мама, сделавшая вид, что спит, когда он заявился, полежала для блезиру еще минут десять, пережидая, чтоб сын, судить по дыханию, заснул, встала, в длинной ночной рубахе, подошла к раскладушке, долго и недоверчиво рассматривала его потное зеленоватое лицо при свете жалкого непогодливого ленинградского утра. Потом с натугой, при помощи отцовской палки-клюки, затянула шторы и села в изголовье, гладя набухшую подушку плохо уже раскрывающейся, длиннопалой, обезьяньей рукой.
Глава двадцать вторая,
где Сыну Блудному в дому его отца
на брекфаст подали тельца
О завтраке не могло быть и речи. Пил морс, если кто запамятовал — декокт клюквы. Кисленькое с подоконника.
…«Воображаю ваше состояние…» — расслабленно, по памяти, процитировал Михалик.
— Воображаю! — неожиданно рассердилась мама, до того тихо, пригорюнившись, присутствовавшая на семейном завтраке. — Ты прожигаешь жизнь, сынок!
— Да! — гаркнул из-за перегородки папа, не помещающийся третьим в — 2x2x2 — кухне.
— Мы с отцом надеялись, что ты остепенишься, ты же врач, доктор благородной профессии…
Как только заводили о медицине, человек благородной профессии начинал тосковать. С юности больных поэт не любил.
— Полмесяца как ты здесь, вдумайся, сынок!
«Два раза ногти отросли!» — вдумался в это удивительное обстоятельство сынок.
— И что? И где ты?!
«Где я?» — со вскипающим изумлением озирался мысленным взором Генделев.
— И что? — продолжала раздражаться мама. — Видим мы тебя?.. мы — тебя?..
— Может, это и к лучшему, родные мои, — указнился сынок.
— Ты, мил-друг, как с цепи сорвался, пьянки, гулянки, чем от тебя пахнет, дешевыми духами!..
— «Северное сияние»… — начал было оправдываться сын, но — осекся: не поймут.
— Ты муж и отец семейства! Глянула б Леночка на твои художества!
«Глянула бы… бы… Леночка…» (Печатай, не отрывайся!) Щадя стариков — а на самом деле по трусости, — Генделев не осветил некоторых обстоятельств своей биографии, врал, как сивый мерин, письменно, а теперь — лгал устно.
— Прохвост! — к месту сказал из-за стенки папа. — Ты губишь свое здоровье на корню!
— На корню, о, как верно! — чуть было не кивнул головой Миша, но не кивнул — больно.
— И вообще, — сказала мать, — ты что, приехал в нашу страну вести себя как прощелыга?