Читать «Дом на хвосте паровоза. Путеводитель по Европе в сказках Андерсена» онлайн - страница 18

Николай Горбунов

Мы еще вернемся в Розенборгский сад, когда речь пойдет об «Ибе и Христиночке», да и во Фредериксбергский тоже, когда будем разматывать «Обрывок жемчужной нити», а пока послушаем, что сталось с последним «счастливчиком» в калошах.

Илл. 6

Розенборгский сад

История студента-богослова

Как именно писарь в обличии жаворонка добрался к себе домой, одному богу известно, — будем считать, что сработал птичий инстинкт ориентирования. И тут персонаж еще раз сталкивается со своим автором, причем опять на почве путешествий — это называется «у кого что болит». А «болеть» у Андерсена было чему: та первая заграничная поездка, в особенности ее итальянская часть, оставила такую массу впечатлений, что одним «Импровизатором» отделаться не удалось — надо было выместить еще на ком-то. Тут-то ему и подвернулся на свою беду студент-богослов с его грезами о путешествиях.

Мечтал он для начала о «чудной» Швейцарии и, выйдя как-то утром в соседских калошах подышать воздухом, домечтался до того, что там и оказался. И все бы хорошо, если бы не XIX век на дворе, когда львиная доля удовольствия в пути от «любования дивными окрестностями» съедалась убогостью транспорта: железные дороги тогда еще только зарождались, так что основным средством передвижения оставался медленный, душный и трясучий дилижанс. Его-то богослову-путешественнику и перепало сполна, но то были еще цветочки.

Чтобы вы могли в полной мере оценить ягодки, приведу сначала несколько цитат Андерсена, относящихся к той его первой поездке — точнее, к самому мучительному ее участку между Флоренцией и Римом. Вот, например, фрагмент из «Сказки моей жизни» (она появилась уже после «Калош», — видимо, и несчастного богослова Андерсену показалось мало):

На границе Папской области наши паспорта и чемоданы в очередной раз были подвергнуты тщательному осмотру, и вслед за тем мы продолжили путь в живописных лучах величественного заката. Красоты его я никогда не забуду, как не забуду и убожества постоялого двора: проваливающийся пол, толпа калек-попрошаек под дверью, одетая в грязную кофту хозяйка со злобной улыбкой ведьмы, которая сплевывала каждый раз, подавая нам очередное блюдо, и спешила убраться из комнаты.

Или вот еще, из итальянских писем Андерсена на родину:

Эти шестидневные муки привели нас в отчаяние. Красота Италии едва ли может перевесить ее свинство. Это настоящий хлев. Постоялые дворы столь убоги, столь грязны, столь полны клопов, что мы спали одну ночь из шести; пришлось ходить по комнате, искать убежища в стойлах, и все же нас едва не съели блохи и ядовитые мухи. В первую ночь у меня на одной руке было сто тридцать семь укусов. Лица у нас распухли, еду подавали отвратительную: прокисшее вино, петушиные гребешки, жаренные в растительном масле, и тухлые яйца.