Читать «Вавилон и Башня» онлайн - страница 300
Алекс Коста
Теперь мне было что предложить всем им, кроме нефти. Пока еще зачатки того, что я хотел им с удовольствием показать. Но это уже существовало. Начало было положено.
Мы зашли в лабораторию. Я смахнул листы бумаг и коробки, которые скрывали основные чертежи. Сюда никто не заходил, кроме нас. Однако осторожность не повредит. Вдруг ректор с какой-нибудь комиссией нагрянет!
Заварил нам с дедом Матвеем черного чая, а Сато просто горячей воды с лимоном, как он любил. Ночь предстояла долгая, предстояло изучить всю работу Эдуарда, переписать главные части и вернуть на место до утра.
– Слухай, Кинстинтин. Когда грохнем-то?
– Грохнем?
– Ну, а чем ты тут занимаешься?
– Уж точно не грохнем, – сказал Сато.
– Тогда поимеем, а не грохнем… хо-хо-хо… – не сдавался дед Матвей. – Я старый солдат, мне без разгула скучно.
– Не поимеем, а перевоспитаем.
– Ф-ю-ть! Перевоспитаем. Это что, Царскосельский лицей?
Я решил не встревать в их разговор.
– За что так людишек-то не любишь? – не успокаивался дед Матвей.
Днем он обычно был молчаливым и задумчивым, все больше курил свои пахучие самокрутки и болтал стаканом в подстаканнике. Ночью на него находило. Все время о чем-то разговаривал.
– Ни не любит, а хочет переделать. Это не одно и то же, – вступился Сато.
Они с дедом Матвеем иногда, особенно по ночам, могли говорить часами. Сато предпочитал короткие фразы, а дед Матвей, наоборот, говорил много, цветисто, пересыпал рассказы трехэтажной бранью, пословицами, поговорками и даже какими-то тюремными присказками, вроде того, что «удача фраера, позор блатного» или «дорога до Магадана, как вша для чемодана». Откуда только и брал!
– Что значит «переделать»? Одни вона… ужо хотели переделывать в семнадцатом. И вот в семнадцатом году мой друг в горячечном бреду поклялся сделать папе, боже ж мой… – пропел дед Матвей растянутым, искусственно хриплым голосом. – Напеределывали ужо, а толку! – он ударил кулаком по столу, и увесистая папка с диссертацией Эдуарда подпрыгнула, словно это был комок бумажки. – Напеределывались, бляди. А ни-ни! Не надо было! Не н-а-а-до! – дед Матвей погрозил кому-то в темноту. – Потому что крестьянин должен быть крестьянином. Рабочий – рабочим, купец – купцом. Один торговать должен, другой землю пахать, а третий тама… всякие балки сооружать. Кому тут что непонятно стало? Всем было до этого понятно. И вдруг появилась какая-то мандавошка в кепке, и всем сразу стало непонятно… А-а-а… – дед Матвей махнул рукой, и воздух в комнате закачался волнами.
Или мне так показалось, после того как я прочитал первую часть диссертации, в которой обсуждалась волновая и корпускулярная теория.
– Так вы сторонник корпускулярной теории, дед Матвей? – поинтересовался Сато.
– Че-го? Пиздосклярной! А ежели вам угодно знать, милостивый государь, то да-с. Каждая корпускула-с должна знать-с свое место-с! Или каждый сверчок-с должен изволить знать свой шесток-с…
– Но есть и сторонники волновой, – спокойно ответил Сато.