Читать «Южное солнце-4. Планета мира. Слова меняют оболочку» онлайн - страница 48
Роман Айзенштат
6
— В доброте, но не в обиде надо жить повсеместно, — утверждал ПростоФиля, разливая мятный ликерчик, 87 копеек — сто грамм, по пузатеньким стаканчикам. — Будем!
— А шо? — отвечала Рута, крася яркой помадой закраину стопаря. — Умереть можно, как греет!
Мне было смешно. Я наблюдал за ними, и в голове на юморной волне крутилось: два будущих редактора, а о своем рабочем инструменте — русском языке — понятия никакого. Хотя… чего это я зациклился на языке? Преподавание на русском, да! А издательства — «разных» национальностей. В Латвии — латышские, а в Одессе, поди, есть и одесские. Так что все свои «смехуечки» засунь куда поглубже и не высовывайся, тоже мне Грамотей Иванович! Напряги память и припомнишь, что в детстве, небось, сам говаривал: «тудой — сюдой стороной улицы», под маму-папу, дедушку-бабушку, коренных одесситов неведомого поколения.
Озорное чувство сопричастности толкнуло меня в ребро, взяв пример с беса — напарника пожилых ухажеров. И я сказал:
— А мне этот ликер делает коники в животе.
— Шо?
Рута изумленно подняла глаза.
— Вы будете с Одессы?
— За Одессу я вам не скажу. Я буду с родины «Капитанской дочки».
— Это какой? Сони с Дерибасовской? Она большой у нас художник — продолжательница творческого почерка Айвазовского…
— Маринист?
— Да, маринист на суше. Вы знаете, что она мне говорила перед самым отъездом на экзамены? «Руточка, — она говорила, — я токо што носила передачу моему котику. Прямо в Допр. Так вы знаете, какая у него камера? Такой второй камеры, Руточка, нет на свете! Оттуда не хочется выходить».
— Сидит?
— Валюта. Продажа маминых картин иностранным морякам.
— А вы чем занимаетесь, Рута, когда не поступаете на заочняк в Полиграфический?
— По основной профессии я парикмахер.
— О! Заодно и пострижемся. А не обкарнаете?
— Я работаю без брака.
— Как это понимать?
— Да ведь оно ж потом отрастает.
— Хм, — насторожился я, получив в ответ колкую шпильку. — А не по основной профессии кем изволите быть?
— Убираю в типографии, той, что при газетном издательстве. На Пушкинской. Там до меня крутились Бабель, Багрицкий, Ильф и Петров.
— И примкнувший к Одессе-маме Паустовский?
— Вы и за него знаете?
— Я знаю за весь штат газеты «Моряк». Родственное издание. Я из «Латвийского моряка».
— Получается, вы — по профилю?
— Не понял.
— Шо тут не ясного? Чтобы поступать вне конкурса — нужен профиль. У вас — редакция, у меня — типография.
— У Фили тоже — типография.
— На заочняк нас пустят и за тройки.
— Простите, — пофасонился я. — Пока что у меня сплошные пятерки, только по-английскому четыре.
Не удержался и ПростоФиля:
— А у меня по-иностранному пятак. За сочинение — четвертак, остальное — тройки. Но кто из русских не любит тройку и быстро ездить? Назовите мне такого дурака?
— Филя! — напомнил я, — не пора ли повторить?
Мы и повторили. Мятный ликер идет хорошо, под кофе и булочку. Не пьянит, не путает мысли, под сердцем греет, в настрое — легкая агрессивность.