Читать «Крылья холопа» онлайн - страница 87
Константин Георгиевич Шильдкрет
«Вот так так! Не иначе снегом запахло, — приглядываясь к следу, пожимал плечами Выводков. — И откуда он только взялся?» Никита глубже засовывал руки в рукава епанчи и торопливей шагал.
Путь был избран глухой, нелюдимый. Проверял он его по солнцу, звездам, а то и острым чутьем понаторевшего в лесных хождениях беглого человека. На отдых останавливался неохотно, только когда ноги отказывались служить.
Однажды, заснув в овраге, Никита очнулся от чьего-то зычного храпа. Вытащив из-за опояски нож, он неслышно подполз к нежданному соседу.
— Эй!.. Кто позволил тебе в мои владения войти?
Незнакомец пробормотал что-то и захрапел еще громче.
— Эвона как тебя разобрало! Всех медведей разбудишь, — сказал Никита и встал. — Ладно, так и быть, уйду. Владей моей вотчиною один.
— Я тебе уйду! Хитрый какой, — встрепенулся неизвестный и залился смехом. — Я те дам уходить без спросу! Ни-ни, никуда!
— А, будь ты неладен! — обругался Выводков. — Экий боярин выискался! Куда только от них, бояр, денешься? Ну, чего тебе надо?
— Мне все надо, ничем не брезгаю. Где что плохо лежит, то и мое…
— Вот как! А я было думал…
— И чего надумал?
— Думал, Еремей стал в лесу дуралей, а, выходит, у Еремы отродясь не все дома.
— На-ко, гляди: свой свояка признал издалека, — рассмеялся незнакомец.
— Должно быть, веселый ты волк, — уже без зла, с усмешкой проговорил Никита. — Далек ли путь?
— А я почем знаю! У меня как? Шел, шел, да и пришел. Где кто поглупее, там и нам посытнее…
— Морочишь, значит, добрых людей?
— Во, во, истинный бог, угадал. Хочешь, и тебя заморочу?
— Попытайся. Только, гляди, не подавись.
— А ты уже и жалеть меня начинаешь… Погоди, как захрустишь у меня на зубах, тогда и жалей, — жадно чавкнул неизвестный и внезапно вздохнул. — Шутка шуткой, а как вспомнишь, что два дня не евши, таково муторно станет, страсти господни! Уж так отощал, так отощал — в чем душа только держится?
Выводков поторопился достать из узелка просяную лепешку.
— На, пожуй.
Незнакомец расхохотался.
— И мигнуть не успел, а лепешка сама в рот полетела. Эх ты, растяпа. Кто же, по-твоему, Еремей — я или ты? То-то же… Ну, давай-ка еще сыграем в «кто кого».
— Давай, — согласился Никита. — Уж я уважу! Лепешка — что? Ее не жалко. А ты попробуй в карман мой залезь. Там хоть не густо, а и не пусто.
— Да ну? Не пусто в кармане? Что же молчишь! А еще в товарищи набиваешься! Да Воробей сейчас таково зачирикает, уши развесишь, все отдашь — и мало, истинный бог… С какого кармана начать?
— С любого. В одном — вошь на аркане, в другом — блоха на цепи…
Они так усердно угощали друг друга шутками и колючими словечками, что не заметили, как наступил рассвет и довольно четко обозначилась опушка.
— О-о-о-о, да ты вовсе не такой, как я думал! — искренне поразился Никита, разглядев собеседника. — А мне сдавалось, сущий ты комарик — вертлявый да тощенький…
— Комарик, как же! — обиделся незнакомец. — Не комарик, а Воробей. Вот я кто: Воробьем меня кличут. Комарик! Тоже скажет…
Воробей оказался человеком, которому, по-видимому, перевалило за сорок. Был он тучен и кругл — бочонок бочонком, а на бочонке лысая голова.