Читать «Крылья холопа» онлайн - страница 77

Константин Георгиевич Шильдкрет

— Ты забыл, кто я! Ты глюпий дурак! Какой камен? Чья конь? Что есть особенный птица? — не на шутку рассердился иноземец. — Птиц, птиц! Нет особенны птиц!

— Я и говорю, у самых обыкновенных. Я особенных птах и не видывал, — пожал плечами Никита. — Что птица, что камень, что конь — обыкновенные. Сам, милостив будь, скажи, видал небось, как скачет-поскачет седок, да вдруг конь — стоп! А седок — кувырк через голову. Или камень. Не живой-от камень, без души, без умишка, а тоже свой норов имеет. Подбрось-ка его вверх. Взлетит — и назад; упадет, и тут бы ему и лежать — мертвый ведь, ну и лежи. А вот нет! Хоть малую самую малость, а дальше покатится. Вот ты учен больно, много всего всякого вычитал. Сделай божескую милость, обскажи ты мне: кто тот камень толкает, когда он упал уже?

— О, это очень просто. Это есть закон инерции. Ты славно, ты любопытный. Тебе учиться надо. Это есть инерций.

— Чего?

— Чего, чего? — снова рассердился Велини, заподозрив, что рубленник подсмеивается над ним. — Не понимай — не надо. Зачем бродяге наука?

— Как, твоя милость, зачем? Да мне бы при той науке числосложения… Такое бы, сдается мне, сотворил я…

— Ты — безумство! — попятился было итальянец от Никиты, когда тот внезапно вытянулся в струнку, стал на носки и замахал руками, как крыльями, но тут же шлепнул себя ладонью по лбу и понимающе закивал головой. — Ты про этот, ты вот что? Слыхаль про Икара? Легенда слыхаль об Икар, сын Дедал? Икар спасал себя от Миноса и сделал себе крылья. Потом крылья прилепил себе на плечи… воск прилепил, и…

— И? — сгорая от нетерпения, захлебнулся Выводков.

— Прилепил крылья воском и полетел. Выше, выше. Совсем близко солнце. Воск есть очень мягки, и воск… как это слово? О да, мягки есть воск. Крылья отлепились, Икар упал в море. И утонул Икар… Это легенда.

— Ну и умная голова у твоего Икара! — насмешливо заметил Никита. — Тоже придумал: крылья — да воском!

— Икар не понимал, — ухмыльнулся зодчий. — А ты чем будешь лепить?

— Чем, чем? Я почем знаю? Ты вот ученый, а, чать, тоже не знаешь? Ей-ей, не знаешь.

— Ты-ы! Мольчать! Ты забил, кто я, кто ты есть.

Никита встал с лавки и, подражая зодчему, топнул ногой.

— «Ты, — орет он, Фимушка, на меня, — русская свинья, бродяга, разбойник». И таково слова ломает — и не поймешь! «Московский свина, бородяг, убиват, люди дашь смерт!..» Ха-ха-ха! «Я, орет, тебе в ето… за стен…»

Но не успел Никита закончить рассказ. Раздался стук в дверь и послышался грозный окрик:

— К боярину! Живо!

— Ой, царица небесная! — узнав голос дворецкого, всплеснула руками Фима. — Чую: беда, Никитушка…

Выводков ничего не ответил, только с глубокой печалью, точно прощаясь навек, поглядел на жену, перекрестился и шагнул за порог.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ПРОМЕЖ ДВУХ ОГНЕЙ

Зосимка проводил Никиту до самой опочивальни боярина. Глубоко задумавшийся Тукаев долго не замечал присутствия старосты, а когда увидел его, то даже как будто перепугался.