Читать «Крылья холопа» онлайн - страница 48

— Так, говоришь, любы боярину умельцы-затейники? — еще раз спросил Выводков у дьячка при расставании.

— Сугубо, трегубо и тьму тем крат любы ему затейники… — подтвердил дьячок и захихикал в кулак. — А ты за сие мое наущение… хи-хи-хи, не запамятуй того-этого… — Он собрал щепоткой три пальца, словно бы помял что-то в них, и загнусавил на церковный лад: — За мое наущение ублажи мя поминками великими… Угу? — спросил он и тут же ответил за Выводкова: — Угу, угугу!

Никита первым делом заторопился к Фиме.

— Готово, — сообщил он, опускаясь перед нею на коленки. — Нынче я тутошний стал.

Девушка задрожала всем телом, чуточку приподнялась, протянула к нему руки и попыталась что-то сказать. Но тщетно: вместо слов из глаз хлынули счастливые слезы.

…Рубленники, узнав от дьячка, что Выводков подписал кабальную, встретили его уже без всяких опасок. Староста вручил ему топор.

— А пазники, струги, скобели так и дале — там вон, понадобятся коли, — пояснил он и деловито прибавил: — Пора. Начинай…

Выводков работал не покладая рук и за три с небольшим месяца так переделал летний покой — повалушу, что привел боярина в восторг.

— Сам?

— С артелью, — поклонился Никита.

— Образец кто удумал?

— Всем миром, боярин.

— Ну, ну… Нечего… Знаю. Онисимке так не удумать. Сам?

— Всем миром, боярин, — стоял на своем Выводков.

— Не перечь. Не люблю. Не обманешь…

Тукаев был убежден, что все сделано по подсказу Никиты. Куда Онисиму до него! Он отлично знал ему цену и терпел Онисима в старостах лишь потому, что не было лучшего.

Да и впрямь было на что поглядеть: высокий потолок, не стесанный по черте, ложился не ровно и гладко, как это было в обычае, а кожушился затейливыми узорами. Он то собирался розовым, в коротких завитках, барашковым облачком, то как бы стремительно падал и стыл над головой бирюзовыми волнами. Из всех присек, кроме красного угла, выглядывали улыбающиеся херувимы. На крыльце, по обе стороны резной двери, на кирпичных подставах, выкрашенных под тину, стояли два белых лебедя.

— А кто учил херувимов изображать? — спросил Тукаев.

— Монашек один, Никодимом прозывался, — поклонился Никита и с нескрываемой гордостью прибавил: — Он из Дионисиевой братии.

— Иконник? Тот Дионисий?

— Иконник, и дерево изузоривал. Да и сканое рукомесло разумел.

— Знаю. Молчи! Говорлив не по званию… А хоромы поставишь?

— Порадею, боярин… Я всей душой… Как твоя воля…

— Молчи! Потешные хоромы руби. Одолеешь? Гляди!..

Никита в тот же день приступил к выполнению боярской воли. Работал он в избенке, где Фима все еще отбывала наказание. Она заметно поправлялась. Щеки округлились, ямочки на них стали глубже, появился здоровый румянец, и заалели пухлые губы.

Фима не мешала Никите и никогда не заговаривала с ним первая. Но он сам часто обращался к ней с какой-нибудь просьбой, а то и так просто, чтобы, как он говорил, «душу отвести».