Читать «На обочине войны» онлайн - страница 2

— Ага, никого, и банку святой дух унес, — негромко ответил второй бандит, — только меня, брат, не проведешь. Чую, ты где-то здесь, гаденыш.

С улицы раздается громкий свист.

— Эй, пацаны!

— Чего тебе? — с еле угадываемой радостью в голосе спрашивают с первого этажа.

— Батя зовет. Зареченским хвост прищемить надо.

В комнате уже не таясь, выругались, сплюнули и зашагали вниз. Лестница обидчиво заскрипела рассохшимися ступенями.

Ожидание. Противное, словно дохлая мышь, лежащая на плече, когда и пошевелиться нельзя, словно таракан, забравшийся в ботинок, оно скребет душу своим нытьем. И вот уже ноги нестерпимо ноют, требуя, чтобы их вытянули, и спину ломит, так что слезы выступают из глаз.

А если это ловушка? Если не ушли, затаились? Желудок режет от голода. Ему наплевать на бандитов, он знает, зараза, что в кармане лежит целая банка тушенки, и от того болит все сильней. Тишина уже не кажется надежной подругой, в её обманчивости таится неуверенность — идти или ждать?

Они знают, что я здесь. Знают. Они могут вернуться. Могут. Они могут ждать меня там, на улице.

Но холод убивает прямо сейчас. Медленно и уверенно. Еще немного и ей не выбраться из ящика. Выбор сделан. Тот, кто двигается — живет. Это она четко усвоила за годы оккупации.

Скрежет отодвигаемого ящика режет уши — как громко! Снежинка беззвучно падает на обнажившуюся кожу руки, не торопясь таять. Плохо, очень плохо. Белая кожа запястья больше подходит Снежной королеве, чем живому существу.

Зачерпнуть снег с комода, скинуть рукавички и, зажмурившись, прикусив губу от боли, растереть ладони снегом, а затем быстро-быстро одеть рукавицы, пока из них не улетучилось драгоценное тепло.

Теперь лестница. Надо убираться из этого района. До темноты надо успеть добраться до убежища, если не хочет стать ледяной статуей.

Снег — сгущает сумерки и это хорошо. Снег — слабый, а значит, легко откроет её следы врагам и это плохо. Нельзя, чтобы кто-нибудь нашел убежище. Скоро грянут настоящие морозы, и придется искать другой дом. Только не в банду. Краткая жизнь полная дерьма или сладкая смерть от холода? Тут есть над чем подумать.

Она идет в обход. Крадется между застывших домов, из которых весной ушла жизнь. Смешно, считать себя живой. Еще одна иллюзия мертвого города. Они все давно мертвы, как и эти кирпичные коробки с выбитыми стеклами и даже чудом уцелевшие от пожаров деревянные дома. Одно большое городское кладбище.

Война отхлынув, оставила их позади. Странно, как одно прилагательное меняет весь смысл твоего существования — наш тыл, наступление, бои, удары авиации, точечные и не очень, усталые лица солдат, лязганье техники по ночам, отступление, и тыл, только теперь глубокий вражеский тыл. Одни, без врагов. Враги ушли вместе с линией фронта. Туда же, хотя нет, еще раньше, утянулись беженцы, затем остальные, словно подхваченные весенним ручьем веточки, заметались, закружились. Лучшие погибли первыми, за ними пришел черед большинства. Кто под бомбами, кто в дороге, кого призвали на поле боя чувства долга или мести, а еще страстное желание сдохнуть побыстрее. Здесь остались те, кто не хотел подыхать, кто цеплялся за жизнь грязными ручонками, справедливо опасаясь, что там, наверху, гадить им никто не даст. Они и правили сейчас в городе, нагоняя ужас на немногочисленных бедолаг, кто помереть не успел, и сбежать не смог. Враги ушли, обещая вернуться, не тратя пока сил на подонков и не опасаясь удара в спину. Сопротивление? Смешно! Если оно и было, то его унесла с собой линия фронта. Регулярно парящие над городом беспилотники отбивали идею восстания. Раз в месяц для особо непонятливых скидывали несколько бомб для вразумления. Последнее время враг и бомбы тратить перестал. Зачем? Достаточно для контроля пару операторов за пультом беспилотников. Банды сами себя истребят, грызясь за еду и патроны.