Читать «Ярое око» онлайн - страница 33

Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский

* * *

Да, так всё и случилось на зелёных берегах бурой реки Калки…

Но вместо трёх юрт нукеры — на свой страх и риск — поставили на высоком кряже четыре. И если из первых трёх невыносимо разило от сбруй и попон конским потом, закопчёнными у костров кожами, кровью и мясом убоины… то из шатра наложниц, там, где шёлк и парча скрывали от чужих глаз лоснящиеся от розовых масел плечи и бёдра прелестниц, — веяло нежным ароматом жасмина и прочими тонкими благовониями загадочного Востока.

…Туда опасно заходить неискушённому.

…Туда заказана дорога любому смертному, если на то не будет благоволения Барса с Отгрызенной Лапой.

…Там живёт рай и ад… Ночью и днём, по желанию повелителя, там страсть уподобляется огню, пламени и болезни, от которой нет снадобий, нет лекарств, и цветам, распускающимся на льду.

…Там рабыни тонки станом. Их косы обвивают бескрайние степи, их пальцы, как перья орлиц.

…Их агатовые, изумрудные, сапфировые глаза сводят с ума бывалых воинов.

…Их брови смущают мудрецов…

* * *

…При свете молнии, вторично очертившей круг, тургауды, охранявшие покой всех четырёх юрт полководца, увидели в полнеба дрожавшую свинцовыми отсветами тучу. Обугленно-синяя по краям, седая в середине, она, казалось, хотела раздавить всё на земле, распростёртой под нею: и стотысячные монгольские табуны, сбившиеся на равнине, и юрты, и крохотных людей, снующих муравьями у своих жилищ.

Гром обрушился с ужасающей силой, молния раскалённым трезубцем вонзилась в горизонт. После нового удара из небесных недр потоками хлынул дождь, степь вымерла, вихрь сорвал с просушек забытое звериное шкурьё и войлоки, заставил охрану крепче ухватиться за древки воткнутых в землю копий.

…Но если громовые раскаты оглушили воинов, стерегущих покой старого Барса с Отгрызенной Лапой, то сам он, отпивая кумыс из золотой бухарской пиалы, внимал голосам красавиц, в которые вплетался сыпучий звон бубенцов гулкого бубна:

Эй, эй, эй… и-и-эй, эй, э-эй! Табуны родные вспоминая, Землю бьют со ржаньем кобылицы. Матерей родимых вспоминая, Слёзы льют со стоном молодицы .

Конечно, слышал Субэдэй и завывания бушевавшей грозы. Только мертвец не услышит бурю… Но в громах её и стозвучных раскатах он слышал гревшие его душу воина отзвуки былых сражений.

В цепкой памяти багатура подобно пожару проносились картины его походов к Абескунскому морю, в царство надменного Хорезм-шаха, в раскалённые пустыни кипчаков и их быстроногих коней, в цветущую страну персов и к отрогам седого Кавказа в поисках Последнего моря.

Он бросил в руки чернобровой кипчанке пустую пиалу, прикрыл единственный глаз; воспоминания остро, как запахи детства, родной юрты, окутывали его, поднимали на сильные беркутиные крылья, уносили мыслями в далёкое далеко…