Читать «Толстовский дом» онлайн - страница 367

Вот только касательно конкретного Вити это было неправдой. Ольга Алексеевна мысленно усмехалась: Витя – хороший еврейский муж?! Витя не отличил бы Толстуна от других малышей в песочнице, отнюдь не вследствие близорукости, своего ребенка он видел только спящим. Вечерами, в выходные, в праздники Витя пропадал во Дворце молодежи, не на дискотеках, конечно, а в клубе экономистов, как говорил Андрей Петрович, «в этом вашем неформальном объединении», где собирались молодые экономисты, социологи, историки. Ольга Алексеевна до типично тещиных упреков «он даже хлеба ни разу домой не принес!» или «Ариша всегда с ребенком одна!» не опускалась. В определенном смысле она была необычная теща, ей нравилось, что Витю занимал не его личный Толстун, а судьба страны. На Аришино, пошлое на ее взгляд, нытье «ребенок почти не видит папу» она отвечала «А зачем ребенку на него смотреть?» и «Я уважаю твоего мужа за его активную жизненную позицию». Честно говоря, Ольга Алексеевна Вите завидовала – она тоже хотела собираться. Обсуждать, горячиться, спорить… она прямо-таки физически скучала по людям одного с ней профессионального круга, по разговорам на одном языке, по своим, хотя где они, эти свои? Ольга Алексеевна сама уже не понимала, кто наши, кто ваши. С Витей они, конечно, были категорически по разные стороны баррикад.

Навещая Толстуна, Ольга Алексеевна по-детски хитрила, приходила попозже и как бы засиживалась, дожидалась Витю. Она всегда стремилась к новым знаниям, любила термины, ей было интересно все, а Арише – все неинтересно. Витя возвращался из клуба, Ариша с порога обрушивала на него поток сведений про Толстуна, словно перед ее глазами не было примера Ольги Алексеевны, всю жизнь прожившей с мужчиной, который приходит домой с важной работы, – накорми, выслушай, а уж потом, если он в настроении, можешь о своем, о детях. Ольга Алексеевна подавала Арише пример, кормила и расспрашивала – какие экономические и политические проблемы сегодня обсуждались. Витя всем своим видом показывал «что с вами говорить, вы номенклатура», отвечал неохотно, Ольга Алексеевна, всем своим видом напоминая ему, что она не просто номенклатурная жена, а человек, профессионально находившийся в центре общественно-политической жизни страны, умела его разговорить.

Ее политические симпатии – так обтекаемо теперь называлась то, что прежде ясно называлось преданность партии, принадлежали Андропову; умный и, в отличие от Горбачева, властный, он бы реформировал советское общество, вместо того чтобы разрушить, Горбачев же «сам не знает, что делает». Горбачев, считала Ольга Алексеевна – «я как историк считаю», – разрушитель страны и вовсе не освободитель Европы от коммунистического режима, он просто отдал полякам, чехам и немцам то, что было завоевано ценою жизни двадцати миллионов погибших в войне с фашизмом русских. Горбачев, кроме того, ужасно говорит по-русски, в ее глазах это был чуть ли не самый большой его грех, – как деревенский, одно это его мы́шление чего стоит, от слова «мышь»… А как теперь, после отмены руководящей роли партии, управлять производством?! У директоров был страх, что отнимут партбилет, а теперь, когда партии нет, нет и системы управления.