Читать «Восемнадцать дней» онлайн - страница 170

— Что ты думаешь дальше делать, Павел?

— Поживем — увидим.

Мимо нас проходит женщина в трауре. Свет витрины освещает ее лицо.

— Ирина!

Она смотрит на меня печально, равнодушно, устало. На секунду останавливается, делает шаг навстречу, но передумывает и спрашивает:

— Тебе что-нибудь нужно?

Я сам не знаю. В голове у меня полный сумбур. Я говорю первое, что приходит на ум:

— Как поживает твоя мама?

— Гниет.

Я протягиваю руку, чтобы погладить Ирину по лицу, но она отстраняется так же равнодушно, печально и устало. Затем поворачивается ко мне спиной и уходит, переставляя ноги медленно и неуверенно, будто только учится ходить.

— Кто это? Хорошенькая. Завидую тебе.

— Нечему завидовать. Это сестра Букура. Штефана Букура.

— Ах да. Я ее не узнал.

Ее невозможно узнать, думаю я. Я тоже ее не узнаю. Мы с большим трудом узнаем друг друга. Мы лишь учимся этому. Точно так, как Ирина сейчас учится ходить.

— Зарэ Сорин!

— Здесь.

Зарэ был отличником нашего класса. Сейчас он тащит огромный чемодан.

— Что у тебя там? Ты весь дом засунул туда?

— Книги. А что там еще может быть?

Зарэ — хилый, бесцветный. Носит очки от близорукости. Он портил себе глаза ради каждой оценки. Я не понимаю, ради чего он погубил себе зрение, тем более что жизнь лишь начинается. Его отец тащит второй чемодан, а мама сетку с пакетиками, завернутыми в газетную, уже промасленную, бумагу. Его родители в отличном настроении и одолевают сына советами.

А моя мама молчит, печальная, как всегда.

На перроне я покупаю газеты и нахожу в них новые стихи Бернеску. Теперь он отказался от непорочного целомудрия. Он пишет суровые, черные стихи об эксплуататорах и революционных знаменах. Читая их, я вспоминаю, как черви выползают после дождя, и радуюсь тому, что солнце их убивает, сжигает там, где застигнет.

— Ты записался вместе со мной на медицинский, Михай?

— Нет, Зарэ, я не записался на медицинский.

— Не будь дураком! После медицинского можно зашибать хорошие деньги.

— Нет, я не поступлю на медицинский.

Подходит поезд. Он забит до отказа — даже ступеньки и буфера облеплены народом. Люди еще не осели по своим местам. Для этого должно пройти еще немало времени.

— Пиши мне, Михай, — говорит мама.

— Обязательно.

— Как только приедешь.

Она вздыхает. Отчаяние, отречение или просто усталость. Она остается одна. И это ужасно — оставаться в одиночестве. Я знаю, что долго выдержать это невозможно. А я не скоро вернусь. Быть может, не вернусь никогда.

Кто породил между нами это отчуждение, мама? Портрет, написанный Мари? Ирина? Кто виноват?

Я целую ей руку, холодную, мертвую руку. Мама странно смотрит на меня. Поезд никак не уходит. Кто-то говорит, что он задерживается еще на десять минут. Мама молчит. Молчит и не сводит с меня глаз.

А я думаю о той тени, что встретил прошлой ночью, о девушке, которая тщетно убегает от своей тени.

— Ты тень.

— Возможно.

— Куда ты меня ведешь?

— Увидишь. Ты сказал, что сейчас я могу сделать с тобой все, что захочу. Завтра ты уедешь… И…

— И?