Читать «Человек бегущий» онлайн - страница 47

Он понимал, что малость перегибал палку, но разве можно было удержаться от иронии, глядя на обалделого Карпухина, то краснеющего, то бледнеющего, как отважный капитан, но сейчас, правда, потихоньку приходящего в себя. Еще чуть-чуть, и можно будет призывать его в свидетели. Борик покосился на историка, желая проверить, прошел ли его номер, но разве сегодня у этого праведника что прочтешь по лицу?

— Скажи, Карпухин! — на всякий случай обратился Борик за поддержкой к соседу по парте.

— Ну… — сказал Карпухин послушно.

Мог бы и развернуто вякнуть, мол, сущая правда, привез как сувенир. Да разве этот кретин додумается когда!.. И все-таки было страшно противно стоять тут с флагом у всех на виду, зависеть от этого историка, от того, что ответит — прикроет или не прикроет, возьмет на себя или нет — пловец Карпухин, противно и унизительно, и Борику вдруг остро захотелось повзрослеть, скорее уйти отсюда, из школы, ставшей ему не по росту, тесной, сковывающей инициативу, вырваться на оперативный простор…

— Зачем же тебе такая коллекция? — все подбирался, все приступал к нему историк.

Борик, едва сдерживаясь, чтобы не послать их всех куда подальше, через силу улыбнулся, стараясь выглядеть на все сто, разухабистым, простодушным рубахой-парнем, и признался как бы честно:

— Дома висит на стенках. Все флаги в гости к нам, салют наций… Красиво! Интернационализм и вообще…

— Садись, — к его удивлению, сказал историк, но тут же, будто торопясь исправить оплошность, добавил строго: — Принеси-ка мне свою тетрадь. Что же ты там написал? И Карпухина тетрадку захвати!

Борик шел уже по проходу, в суетливой ярости комкая флаг и засовывая, запихивая его зачем-то в карман куртки, шел под перекрестными взглядами притихших в предвкушении забавы одноклассников и вдруг заметил, что из сумки, из его сумки, ну да, из нее, малость выдвинутой в проход, торчит сиреневая какая-то тряпица, майка, не майка, кто ж знает, всего уголок, чуть-чуть — нечаянно небось высунулся, когда он доставал флаг. И все бы ничего, но именно тем ведь местом высунулся, где что-то было написано, латинским ведь шрифтом, ведь криминал, улика… Борик в один прыжок настиг свою сумку и пинком ее безжалостно, как шелудивую собачонку, загнал под стол. Одно смущало — очень уж неуклюже все у него вышло, сразу, должно быть, понятно стало со стороны, что неспроста он это, с умыслом. Мог бы ведь сделать вид, будто споткнулся на ровном месте от волнения. Эти, ну в смысле одноклассники, с пионерской готовностью заржали бы по такому случаю… А может, и так проскочит? Он ненароком как бы, с понтом случайно, мельком взглянул на Андрея Владимировича, проверяя. Не проскочило…

— Неси, неси… — ровным голосом сказал историк. — Тетради и это свое, бело-розовое, из сумки-то…

Понеслось. Опять всем показывай, — ах, вернисаж, ах, вернисаж! — опять вешалку из себя корчи, опять давай краткие пояснения… Тетрадки, свою и этой заразы Карпухина, — мог же ведь, мог сумочку-то с прохода потихоньку убрать! — Борик сунул под мышку, выудил безжалостно и свирепо майку на свет божий и, загодя, в издевку растянув ее между рук, так, чтобы текстом, значит, наружу, покорно вернулся к учительскому столу. Ничего, ничего, у него терпение не лопнет, выдержка у него железная.