Читать «Человек бегущий» онлайн - страница 176

— Ага… Уже спрашивали, — совсем расхрабрился от страха ожидания Грушенков и осторожно потянул билет из бабкиных цепких рук.

— Куда? — спросила она. — А надорвать?

И отхватила ведь, старая, целый кусок с краю отчекрыжила своей костлявой, шустрой ручищей — только вещь испортила и вообще помяла.

— Вот теперь иди, — сказала она бодренько и вернула ему то, что осталось от его билета.

Лосяра с повязкой все же не забыл о нем, не отстал, опять прорезался:

— Так сколько лет?

Видно, очень уж бдительный попался, чемпион по бдительности, или стоять ему тут скучно…

— Все о’кей! — заверил его Грушенков, на всякий случай засовывая билет подальше в карман и делая первые, осторожные шаги по лестнице. — А ты думал? Ага! Понял? Мне уже!..

И он эдак развернулся и побежал, но с достоинством, вверх по лестнице, туда, где никогда еще не был и где так хотелось побывать. Что-то народу почти никого. Рановато, конечно, пришел. Но ничего, подождем, не гордые…

* * *

Если бы не Наденька, он, пожалуй, не скоро отыскал бы этот дом на Рубинштейна. Да и странная вывеска была на фасаде: «Ленинградский межсоюзный дом самодеятельного творчества. Театр народного творчества». Короче, то же самое, что и на билете. Андрей Владимирович еще тогда, когда взял билеты у Юдина, прочел и удивился: какого такого народа там творчество? И с грустью вынужден был признать, что его народа, его молодежи, его, его…

Билета у Андрея Владимировича было два, и шустрые мальчишки, мерзнущие у входа, тут же, конечно, спросили его, мол, нет ли лишнего. Да что же он, дочь не взял сюда, поберег, а этим сбагрит?

— Нету, — соврал Андрей Владимирович со спокойной совестью.

Он помог Наденьке снять плащ и сдал его вместе со своим в гардероб. Народу было кругом много, и в основном молодого, в странных каких-то одеждах, со странными прическами, а приглядишься — все те же, свои, только сменили дома школьную форму на эти вот черные куртки с заклепками на запястьях и поясах, на длинные свитера, свободно подпоясанные широкими ремнями, на клетчатые, полосатые, расцвеченные, как спальные пижамы, клоунские какие-то штаны, зауженные книзу, на куртки с широкими, подбитыми ватой плечами, на жилетки, надетые иногда на голое тело, нарумянились у зеркала, привели волосы в дикий, хотя и продуманный хаос, вдели громадные, просто пугающих иногда размеров и форм, смахивающие на рыболовные блесна серьги — даже юноши — в мочки своих недавно золотушных ушей. Впрочем, всего он, конечно, сразу не рассмотрел, но уже в фойе почувствовал себя прямо динозавром в своем костюме-тройке, со своей короткой стрижкой и таким архаичным, нелепым тут, старым своим, видавшим виды портфелем желтой кожи.

Они пришли почти к самому началу, наспех причесались у мутного зеркала в овальной раме жирного золоченого багета. Такую пошлятину сотворили небось в 50-е годы, в давние для всех этих юнцов времена его детства, когда писались пустые, но толстые романы, делались скучные фильмы, в которых актеры, даже хорошие, неизменно счастливо улыбались, когда в цукановской архитектуре царили державные излишества — башенки, колонны, декор, надстроечки и шпили со звездами, а в живописи, которую они мальчишками, кроме Эрмитажа и Русского, видели в любой семиразрядной столовке, в булочных и в овощных магазинах, в живописи тогда был явный уклон в изображение безмятежных пейзажей и романтического труда где-нибудь на хлебной ниве, на току, на стройплощадке, с двадцать первого этажа которой далеко было видно окрест. В особой моде ходило тогда изображение колоса, полновесного, сытого, как и на этой вот траченной скоротечным временем раме, или снопа колосьев, который здоровенная молодайка — кровь с молоком — взваливала себе на пышное, горячее в страдной работе плечо. Колос, как их учили в школе, символ благополучия, процветания и крепости нашего государства, поэтому его изображение можно встретить на гербе, на монетах и бумажных денежных знаках. Да, были времена… Процветали и крепли… Андрей Владимирович вздохнул печально и, сунув расческу в карман, побрел в толпе юношей и девушек вслед за Наденькой на второй этаж. Странно, но, прежде чем впустили на лестницу, у них в третий или в четвертый раз проверили билеты. А ведь и верно этот Юдин пошутил — места их с Наденькой оказались рядом. Уже давали третий звонок, так что фойе второго этажа Андрей Владимирович толком не разглядел, лишь увидел, проходя мимо, фотографии размалеванных, кривляющихся на сцене ребят в нелепых позах, в обтягивающих их ноги и руки черных одеждах, с гитарами и микрофонами в руках, да, кажется, знакомая, совершенно обалдевшая мордашка Грушенкова мелькнула вдалеке, за спинами, хотя он мог и ошибиться. Впрочем, еще Наденька успела шепнуть ему: «Американцы! Американцы!.. Вон, видите, из бара выходят!.. Они тут завсегдатаи…» — и показала куда-то восторженными глазами. Но Андрей Владимирович так и не отличил ее американцев от юных граждан своего отечества. Значит, Наденька — частый тут гость, раз что-то знает уже, что ему, профану, в диковинку.