Читать «Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 5» онлайн - страница 8

Борис Андреевич Губер

Пошли с попом дальше и видел Епимах: поджал опять губы поп, как тогда на лодке, заторопился сразу уезжать, — обидели за-зря.

Уговаривал Епимах погостить еще на празднике — ничего не вышло. И уезжая, не благословил уж больше поп берег шуньгинский.

Зашел на обратно с берега Епимах к председателю, не забыть сказать, что не ладно так с попом выстраивать.

Да только засмеялся Василь Петрович:

— Много их тут народ обжирает! Павуков!

— Изобиделся, ведь, поп-то, из-за тебя уехал.

— Ну, значит, совесть имеет.

Сумрачно обвел глазом Епимах избу председателеву, картинки осмотрел.

— Который теперь царь-то наш? Не с жидов?

— С татар! — крикнул Василь Петрович.

— С тата-ар? Вот те беда!

Подождал еще, потом опять за старое:

— Ну, хошь бы для прилику пустил, не клал бы пятна на всех. Шел бы в тайболу пока, баба обошлась бы с попом на то время.

Тут председателева баба Марь зыкнула из-за печки сердито, — устье белила на самом празднике:

— Охота больно!

И опять засмеялся Василь Петрович.

Посидел еще немного Епимах, посмотрел, — послушал, как стругает ловко председатель новое топорище, баба гремит рогачом у печки, как тикают торопливые исполкомовские часишки в простенке, — ровно бы и не праздник совсем на улице.

Скучно стало Епимаху, зевотина напала, закрестил рот и, уходя, подумал:

— Ну злыдни, не свернешь! Не по-людски и живут-то, богобойцы, окаянные!

III

Звали по деревне Василь Петровича «богобоец» за то, что в девятнадцатом году бога убил.

Был у матки его благословенный старописанный образ — из пустыни сама вынесла — Спас-Ярое Око. Почитали на Шуньге тот образ особо перед всеми другими, молебны перед ним ходили служить в старухину избу, больным в изголовье ставили, порченых обносили. Как умирать стала старуха — завет дала поставить Ярое Око в часовню, а всю Шуньгу в память.

А тут как раз забежали из тайболы ребята, партизаны шуньгинские, и Василь Петрович середь них за главного. Схоронил он старую матку, а завет насчет Спаса отменил, не понес Ярое Око в часовню.

Снял с божницы Спаса, вынес на двор, поставил в снег и принародно убил из ружья. Выпалил Спасу прямо в переносицу, меж грозных, стоячих очей, — треснула икона посередке. На остатки взял и ударил Спаса поперек колена, разлетелся Ярое Око весь на тонкие планки.

Приужахнулась Шуньга, да что поделаешь, ребята были тогда в силе. Постояли старики, посмотрели только, как ползают по снегу спасовы черные таракашки, да с тем и ушли. С тех пор и звали Василь Петровича — богобоец.

Шибко были в силе тогда ребята, никого знать не хотели, расхаживали с тальянкой по деревне:

Кирпичом по кирпичу, Разуважим богачу.

Стариков не слушали, все дела забрали в свои руки, по своему уму застаивали Гледунь от белых бандитов.

Застоять-то застояли, да только назад не пришли. Пришел домой один — «богобоец» Василь Петрович, чтоб рассказать Шуньге про честно погибших своих брательников.

Как вышли они в разведке на лесной блокгауз, хотели без шуму отбить, подобрались уж под самую стенку, да запутались четверо в невидной проволоке и пристукало их под пулеметом. Еще один на стенке был заколот, двое стенку перескочили и назад не пришли, только один Василь Петрович успел залечь, на опушку отполз.