Читать «Полковник» онлайн - страница 35

Стерильность и белизна салфеток, ширм, простыней теперь воспринималась как абстрактный идеал чистоты, специально предназначенный для ее единственной мысли, единственного чувства и желания. Которое и ложилось теперь легко так и естественно на окружающую белизну и непорочность. Широкими мазками страсти ложилось, нахлынувшей из беспросветной тоски последних лет, из сиюминутной забывчивости обо всем на свете. Сначала это были неуверенные мазки, потом же, по мере того как-все быстрее расхаживала она по комнате, а слезы все текли, текли, мазки размашистыми стали, четкими, безудержными. Страстные мазки разбрызгивали краски на белизну вокруг, на вещи, на предметы, на прошлые обстоятельства. И во всем теперь проявлялось это волшебное, прикосновение ее собственного пульса, собственно женского прародительского смысла. От этого даже к полу, по которому шла, приглядываться надо было заново — отталкивал пол ее ступни, отталкивал упруго, круто, как груди, которые все сжимала она, инстинктивно боясь чего-то.

Нет, мир внешний не исчез, не перестал существовать; если б было надо, Тамара Сергеевна легко бы показала, в каком углу кушетка, ширма, умывальник в каком. Но внешний мир слился в нечто общее — в фон. Мир внутренний же вдруг сузился до одного узенького, яркого лучика — единственного желания нежности, страсти и горькой жертвенности.

Она все ходила по комнате, не забывая присматриваться к полу. То руки прижимала к груди, то пальцы ломала или виски сжимала. Что-то бессвязно-нежное и страстное все бормотала. Порой выскакивало из бормотаний что-то членораздельное, поражавшее, кажется, и Тамару Сергеевну сильно, так, что она торопилась опять отдаться тому состоянию, что заставляло бессмысленно, без устали всё кружить, кружить по комнате. Ничего не ощущая, не сознавая, лишь чувствуя упругость, круглость пола под ногами. Как перед обмороком. Но это ничего, ничего… Так было надо. Ибо слова, выскакивающие из бессвязного бормотания, были невероятными, мерзкими, если задуматься, противными, как ядовитый скорпион.

Этот ее ночной неожиданный приступ — как наводнение. И всему виной тот маленький ручеек, что забил, родился, побежал, согревая радостью, в тот день, когда увидела в больнице Ивана Федоровича. Сразу узнала в нем человека, встреченного года два тому назад в безлюдном парке, куда и сама забрела случайно, истерзанная донельзя. Когда поняла окончательно, что муж навсегда останется там, что сон его прервет лишь смерть и лишь во снах отныне суждено быть вместе. Случайно с горем своим оказалась в этом безлюдном уже осенне-зимнем парке и увидела человека с задумчивым лицом, сидящего на мокрой скамейке.