Читать «Полковник» онлайн - страница 344

Непонятно, чего хотелось полковнику напоследок. И уж, конечно, не речей хотелось. Их скажут… в свое время. Торжественности тоже не хотелось. Или уж если торжественности, то особой. Ибо само состояние перехода из чего-то (что представляет сейчас собой полковник, пусть и больной, и дряхлый, а все же) — в ничто было до того поражающим воображение, что цепенеет полковник с головы до ног, пронзенный этой метафизикой. Страха нет, он же солдат. Просто все цепенеет в нем среди бела дня или черной ночи. И будто видит он тогда сквозь цепенеющую вместе с ним природу, как гигантские ножницы быстро-быстро стригут вроде бумагу. А на той бумаге слова: «Рая, Рая, Рая…» Исподволь, осторожно, как пескарь дотрагивался, когда опускал в детстве ноги в прозрачные воды речки Каменки, подходила и отходила тихонько мысль: «Почему не погиб я геройски, как первый командир Петр Семенович под Попельней, или как начальник штаба Приходько, как Степа Мотыль, сделавший последний свой шаг пошире полковничьего, или как многие, многие другие, с кем породнился, о ком болело сердце, места душа не находила, когда погибали». Сколько раз мог и сам погибнуть полковник, а вот уцелел, живет. Зачем? Маятник в часах над политической картой мира и тот живее полковника. Можно еще потянуть с этим… Встать, одеться, с бесконечными остановками, стонами, кряхтением спуститься на лифте, перейти через двор… Грелки, компрессы, примочки, а главное — доброта Нины Андреевны… можно, можно еще потянуть… Вероятно, придется сделать тогда какие-то распоряжения у нотариуса, что-то написать, заверить, как-то отблагодарить… ох-хо-хо, как это все утомительно… Тут опять подумалось о явной перемене в Нине Андреевне, что-то произошло наверняка. Должно быть, почти с полной потерей ощущения собственной плоти полковник обострился весь, всеми клетками чует — произошло. Что-то важное, непонятное — произошло.

14. ХРУСТАЛЬНАЯ ВАЗА МЕЧТЫ

Нина Андреевна любила переписываться с людьми. Специально для этого купила портативную машинку «Москва». Сначала напишет черновик от руки — потом перепечатает на машинке.

Узнав о трудной, но счастливой судьбе человека из какого-нибудь очерка в газете «Труд» или «Известия», Нина Андреевна говорила себе: «Я его поздравлю с Днем Советской Армии или Днем Восьмого марта, мне это нетрудно, а человеку будет приятно». И поздравляла. Иногда человек отвечал, благодарил. Порой завязывалась переписка, которая длилась год, два и даже больше. Потом постепенно затихала, чтобы возобновиться уже с другим человеком, о котором она узнавала по радио или телевидению.

Сын Сашка, когда еще жили вместе, сначала посмеивался, потом уже и сам знал по имени-отчеству очередного корреспондента матери. Порой интересовался даже, если от кого-то долго не было вестей — не заболел ли Иван Степанович Красько (знатный животновод Молдавии) или как там Анастасия Петровна из-под Воронежа: не поменяла ли свой холодильник на другой, не шумящий.

Бывало, задолго до праздника у Нины Андреевны начинались приятные заботы. Она покупала кипу открыток, конвертов, ярких марок. В киоске, недалеко от проходной комбината, где она работала диспетчером автобазы, киоскерша уже знала ее, и когда Нина Андреевна идет с работы, всегда махнет рукой, если есть интересные открытки или новые марки. И Нина Андреевна рассылает неторопливо поздравления по далеким городам, поселкам, районным центрам с таким чувством, как будто на простор выпускает стаю голубей, только не почтово-белых, а празднично-разноцветных.