Читать «Полковник» онлайн - страница 339

Юрий Александрович Тёшкин

От дерева упало далеко На землю семя — и росло, вставало. А дерево во снах своих видало, Как в юных снах летается легко. Как долго шло моление твое По звуками забитому эфиру! О, если бы к тебе лететь на крыльях, Поняв то одиночество твое. Как шум волны от моря вдалеке. Волна ушла, она уже пропала. И что-то так пронзительно сказала, Но только нет ни знака на песке. Отец! Как будто толстое стекло, Прозрачно время. Не достать рукою. И ты за ним со всей своей бедою Встречаешь солнца первое тепло. И я за ним — тем стынущим стеклом — Топчу тропинки длинные, лесные. А сердце, исключая все входные, Шлет собственные позывные в мир кругом.

Баба Вера еще сидела на кухне, клевала носом. И вдруг вспомнила — завтра же праздник большой, в церковь пойдет. Она бегом прошмурыгала в коридор к книжной полке, взяла там два листочка бумаги и карандаш, вернулась на кухню и стала писать печатными буквами. На одном: «За упокой. Воина Николая, воина Петра, воина Алексея, Ефросинью, девицу Параскеву и всех сродников». На другом: «За здравие. Надежду, Раису, отроковицу Ольгу, отрока Игоря, воина Павла и всех сродников». Сложила листочки, сунула под клеенку и отправилась в свою комнату. Перекрестившись на икону, легла и глаза закрыла. Но только не спалось, ворочалась, вздыхала, думала о том, что же будет теперь. Думала о том, как жилось раньше. И вспомнила она тот день, когда умер Сталин.

У них в бараке тогда поминки устроили. Настя-вдова, Володя-кривой, Ксюша, баба Фрося собрались в большой комнате. У кого? Ах да… как сейчас помнит, собрались в пристройке, которую как раз тогда закончил Володя-кривой. Огромная комната, стены еще не оклеены, не обжита, сумрачна, холодна. Но почему-то сразу все почувствовали, что именно здесь и надо справлять поминки. И народ войдет весь, и вообще… надо, чтобы вот так тут и было — строго, казенно, чисто, сумрачно. Мужики сходили в магазин за вином, женщины стали сносить со всего барака у кого что есть. Три стола сдвинули в один, уселись. «Ну, — сказали, — пусть земля ему будет пухом!» Выпили не чокаясь. И как-то задумались: вот ведь какой великий человек, а ведь умер, как и все. «Ну, — сказали еще раз, — пусть земля ему будет пухом!» Выпили не чокаясь. Вытерли слезы те, у кого всегда они близко. Хорошо закусили. И выпили еще… Потом кто-то грустную песню затянул, поддержали. Потом кто-то запел не очень грустную, поддержали и этого. Потом веселую запели. А через час или два опомнились: «Да что же это такое — веселимся и поем, пляшем и смеемся, чай, поминки все-таки у нас… вообще если узнают, то и посадить могут». «Ну, — тогда серьезно сказали, — пусть земля ему будет пухом! Отмучился…» И выпили еще. И многие, многие, да почти что все за этим длинным столом вытирали глаза, вспомнив своих рано так умерших…