Читать «Полковник» онлайн - страница 199

Юрий Александрович Тёшкин

А тут и время подходит переписать какую-нибудь ведомость на инвентаризацию, где Надя выбрана председателем комиссии.

Иногда ей на глаза полковник попадется, спохватится вроде тогда, вся колыхнется к нему, начнет варить, кормить, рубашки стирать. Но случайность подобной заботы оскорбляла полковника хуже привычного невнимания. Потом и это безразличным стало. Ровно голубел его взгляд при Надюшиной суете. Полковник в это время серьезно увлекся историей, полагая, что в истории, и только в истории, ответы чуть ли не на все вопросы. Года полтора он усиленно занимался эпохой Петра. Интересовался историей литературы. В четвертой статье Чернышевского «Очерки гоголевского периода» нашел он следующие многозначительные строки: «Для нас идеал патриота — Петр Великий, высочайший патриотизм, страстное беспредельное желание блага родине, одушевляющее всю жизнь, направляющее всю деятельность этого великого человека». Неужели же наш демократ не читал, думал полковник, знаменитого указа от 1723 года, да и других, о которых уже тогда говорилось, что они написаны кнутом? Или же увлечение Петром говорит о другом, о том, что даже такие передовые люди, как Белинский и Чернышевский, были захвачены мыслью о полном своеобразии русского исторического процесса, мыслью о том, что в России великие преобразования могут идти только сверху, насильно. Есть о чем поразмыслить полковнику. Ведь это же, в общем-то, отсталый взгляд, ибо в нем не только восторг перед личностью Петра, действительно незаурядной, но и отстаивание вообще идеи самодержавия — вот-де и демократы!

От Петра, естественно, спустился вглубь, в эпоху Ивана Грозного. Но надо сказать, что история уже не отвечала полностью духовным потребностям полковника. Странноватый осадок оставался от нее. Брал он, скажем, переписку Курбского с Иваном Грозным или брал раскольников, призывавших умирать за древнее благочестие, или изучал «свободных каменщиков» — масонов и даже если брал народ, идущий за Стенькой Разиным, стремящийся свалить гнет помещичьего государства, в той или иной степени стремящийся вернуться к старым порядкам, существовавшим до того времени, когда это государство сложилось и окрепло, — все, ну буквально все! — смотрели не вперед, а назад. Точно так же поступало и боярство, выступающее против царя, — все, как сговорившись, смотрели в темную глубь прошедших веков. Все эти странности, что открывались перед полковником почти ежедневно, требовали, естественно, настойчивого осмысления. Мир Надиных забот, партийно-производственных увлечений сравнительно с собственным казался таким приземленным, суетливым. Собственно, расстались гораздо раньше, чем разъехались по разным городам окончательно и официально. Даже ребенок, народившийся к тому времени, уже не мог ничего изменить. Была весна, полковник уезжал в летние лагеря под Ржищев, Раю бабушка — баба Вера — забрала в деревню, и кажется, к явному облегчению обоих. А вскоре и совсем расстались. Полковник по рекомендации врачей переехал на Украину, к дальним родственникам, у него как раз тогда наступил период серьезного увлечения даосизмом. Он даже перевел одну работу Дао-цзе о числах, с английского, разумеется. Впрочем, в то время, когда так безболезненно расстались, его интересовало многое — не только даосизм. Океан человеческой мудрости плескался перед ним, призывно звал, на что ни бросишь взгляд — все интересно, все таит бездну возможностей.