Читать «Полковник» онлайн - страница 182

Ему казалось, что он в любой момент может остановить поражение, отдать приказ и остановить. Но, во-первых, это никак не мешало до мелочей расчерченной жизни. Во-вторых, это извлекло из полковника нечто уже само по себе достойное поражения, ибо наряду с полковником, делающим по утрам гимнастику, принимающим порцию утренних лекарств, заводящим по сигналу радио часы, срывающим перед сном листок календаря, — наряду со всем этим существовал теперь полковник, страстно ждущий письма. А письма не было. Рая не ответила на его письмо, хотя они и договорились о переписке. Напрасно ждал полковник каждое утро почту, искал среди газет, журналов — письма не было.

Так год прошел, и опять врачи предложили съездить в тот же санаторий под Москвой. Перед самым отъездом пришло письмо. Прочитанное второпях и спрятанное в бумажник, оно лежало всю дорогу во внутреннем кармане пиджака. В поезде не было никакой возможности его перечитать. Приехал вечером, устраивался, ужинал, оформлял документы, устал. Да и свет погасили рано, так и лег, положив письмо под подушку.

Так чисто, сильно, страстно били всю ночь в барабанную перепонку сладостные соловьиные трели, что за мгновение до пробуждения приснилось что-то радостное. А когда проснулся, сморщился, повертел мизинцем в свербящем ухе и неуверенно сунул руку под подушку. Да так и замер, схватил письмо. Он взглянул на часы марки «Победа», лежащие на ночном столике, — шесть двадцать. И легко поднялся. Утро оказалось пасмурным, но так много света в июне, что уже на веранде ударило по глазам, покачнуло полковника. Он постоял, умерил в себе это июньское несоответствие возрасту и физическому состоянию, потом тихонько в парк спустился. Была и еще одна причина ступать сейчас осторожно, медленно и тихо по травам, блестящим от росы. Полковнику показалось, что подавленная, поломанная, в землю вбитая каблуками трава пахнет сразу по-другому. Была еще причина — хотелось подкрасться, разглядеть певца среди ветвей берез и кленов, лип и сосен, лиственниц и каштанов, вязов и ольхи и еще многих и многих деревьев старого парка, названия которых он не знал, а догадываться не хотел. Кажется, туя здесь росла, барбарис и еще что-то дымчато-реющее.

Под кронами, закрывающими небо, ходил он в сумрачном освещении, а сладкозвучный певец пролетал, видимо, над ним, так звуки, чистые и страстные, оглушали полковника то справа, то слева. Полковник развернулся круто, пошел к статуе оленя, полускрытой серебряным кустарником. Жилистая рука с бутылкой, емкостью ноль целых восемь десятых литра, раздвинула перед полковником ветки, и навстречу ему выглянуло гладко выбритое лицо слесаря-сантехника Вани Гурова. На голове у Вани была белая в цветочках пляжная шапочка с длинным голубым козырьком от солнца, из-под которого Ваня Гуров зорко обозрел пространство перед собой и, увидев одного лишь полковника, показался весь.