Читать «Полковник» онлайн - страница 157

А больничный городок занимал целый квартал, тут были свои улицы, площади, газоны, цветники, киоски, водонапорная башня и своя помойка с жирными кошками была, метрах в двухстах от главной аллеи, за невысоким без вывески зданием. То и дело проезжали машины с красным крестом, проносили быстрые носилки с завернутым в простыню человеком. И люди, если изредка — парами, теснее прижимались тогда один к другому, а те, поодиночке, перевязанные, на костылях, в колясках, в окнах, на лавочках, непроизвольно провожали взглядом носилки, пока те не скрывались в больничном чреве, потом люди обязательно поднимали глаза на небо. Отчего небо над больничным городком было другим, особенно по ночам.

Полковник шел по главной аллее, обсаженной липами и каштанами. Вокруг цветника на деревянных ножках стояли щиты с газетами, он подошел к какой-то. «Как же так, — он думал, — лет десять запрещали всякие санатории, теперь почти насильно выгоняют, значит, что ж?..» Середина левой колонки какой-то газеты оказалась как раз перед глазами: «…изменение придвинувшегося голосования в созвучии ведет к окраске в календарную пятницу…» Полковник сделал движение головой, словно уводя ее от льющейся сверху жидкости, «…но атрибут исключения малости, — читал он русскими буквами написанное, — всегда довлеет во вдохновении высокой тональности, а поэтому решительно приходится содействовать в распределении всех начал по кругу…» Ему казалось — одно из двух: или он сейчас грохнется наземь, или газета убежит на деревянных своих ножках. Стиснув зубы, он взялся покрепче за щит, дочитал: «…извинением в качестве данности, с оговоркой, естественно, признается некоторое расположение к приводимости, ибо нельзя извлечь двоякость, не будучи уточненным до предела в проекции своеволия, — вот мой закон, позволяющий, несмотря на напряжение и ритм эпохи, в любой ситуации сохранить и ясный ум, и душевное равновесие, и даже, если хотите, физическое здоровье».

Собираясь улыбнуться, оглянулся полковник растерянно, затем неповоротливым взглядом окинул, изменив масштаб зрения, целиком страничку глуповатого воскресного юмора молодежной газетки и отошел, согбенный больше обычного, шаркающий ботинками по асфальту. Он свернул с главной аллеи туда, где в стороне, возле глухой стены, среди одичавших яблонь была затерянная и потому всегда свободная скамейка. Отдохнуть.

В словах, в предметах, звуках — во всем теперь таилась одна и та же отягчающая ум метафизичность, втягивающая полковника, словно воронка, в бесплодный круговорот размышлений. Мир теперь состоял из больших и малых воронок. Даже глуповатый газетный юмор — одна из таких воронок. Пульс участился, одышка, еле добрался до лавочки, стал дышать под счет, за стеной у больничной прачечной разговаривали невидимые женщины.