Читать «Полковник» онлайн - страница 156

Юрий Александрович Тёшкин

— Проходи, дорогой! — закричал он, приветствуя полковника взмахом пластмассовой кисти. — Садись, садись, ну, давай присаживайся, — гудел в теплые усы, листал многостраничный том истории полковничьих болезней, голову в веночке перекладывал с одного мягкого плеча на другое, не менее мягкое и белоснежное, ухитряясь и на полковника смотреть, и в папку, причмокивал круглыми губами, когда цеплял заинтересованно что-то синим глазом: справку какую-нибудь или рентгенснимок. — А что, доро-го-ооой, — катался майоров бас в небольшом белоснежном пространстве кабинета, — у-у-у, какой снимочек! — Сам наклонялся, локтем ломал папку на сгибах, на бок заворачивал, нюхал, бегал пальцами по медно-каленой лысине и дальше листал, подмигивал все полковнику: «Как, мол, брат, все в порядке? Да иначе ж у нас и быть не может!»

Эта собранная, сброшюрованная, стянутая картоном тетрадь, где таинственно, словно дорогие гравюры, мерцали рентгенснимки, где пергаментно желтели справки десятилетней давности, где полуразмытые подписи под ними, пережив намного своих владельцев, кажутся сейчас полковнику лихими и бесполезными кавалерийскими атаками, — все это лежит так близко, так осязаемо скрипит под локтем врача, сопротивляется, что екнуло сердце: «Схватить и сжечь!»

— А что ж дорого-оой, смотри-ка, смотри-ка, кровь совсем не плохая, нет-нет, а? Черт возьми!

Поцокивали вокруг согласные звуки, вкусно проглатывались паузы, заполнялись влажным сверканием, когда подмигивал майор. Кукольная темно-розовая ручка выписывала иероглифы, топорщился на ней крахмальный халат, крупные зубы заядлого курильщика похожи на ядреные желуди. Но главное — истекающая уверенность от человека этого, сидящего напротив и говорящего так внушительно, главное — живой дух, утробность мягко колышущегося через белый халат животика; одним словом, неистребимый дух плоти. Все это обступает, внушает… И речи, и жесты… Да просто расслабленное созерцание этого полного розово-белоснежного, что почти расплывается сейчас перед улыбающимся полковником, округло, мягко, клубяще так подстилает, амортизирует ежедневное резкое прикосновение к бытию. И наконец вошло, заполнило, тепло разлилось, отпустило нервный спазм, которым обычно кончается день посещения госпиталя. Хорошо теперь сидеть, слушать — и не слышать, глядеть во все глаза — и ничего не видеть. Очень нужны такие люди, пусть не все сбудется из их убеждений — все равно хорошо! Дышалось полковнику все покойнее, все легче, потеплела кожа, отлила тяжесть, и уж забрезжила такая синь, такая рань, что… заморгал наш полковник ничего не видящими глазами.

— Павел Константинович! А Павел Константинович! Дорогой, да вы слышите ли меня?

— Да-да, извините, пожалуйста, Степан Афанасьевич.

— Так вот, я и говорю, поезжайте и не раздумывайте — санаторий отличный, климат самый умеренный, сезон для вас подходящий, так что с богом, с богом, дорогуша!

Выйдя через служебный вход за ограду госпиталя, полковник оказался у девятиэтажного хирургического корпуса больничного городка, но уже для лиц гражданских. За хирургическим корпусом краснело здание операционной, дальше по обе стороны главной аллеи шли терапевтические, онкологические и прочие корпуса. Поодаль и несколько поперек общему вытянутому вдоль аллеи расположению стояло несколько ярко-желтых корпусов, назначения которых полковник не знал, ибо путь его шел обычно по главной аллее, к выходу на площадь и далее — к метро.