Читать «Адвокат с Лычаковской» онлайн - страница 31

Все время, пока они общались, Клим сидел на своих нарах, а Шацкий мерил шагами камеру от дверей до стены и, казалось, отдельные слова говорил стенам или зарешеченному окошку. Разговаривая, не всегда смотрел на собеседника, как того требовали услышанные Кошевым где-то когда-то правила. Несмотря на то что новый знакомый постоянно двигался, все равно был напротив. Поэтому Климу удалось разглядеть сокамерника.

Йозефу действительно можно было дать с равным успехом хоть сорок, хоть пятьдесят лет. Не полный, но и не худой. Пиджак с длинными полами даже в тусклом свете камеры выглядел грязноватым, еще и висел на хозяине свободно. Это производило ложное впечатление. Шацкий таки казался худощавым. Однако в процессе разговора он время от времени, увлекшись, дергал пиджак за края, пуговицы на нем были расстегнуты, показывая, что под низом светлая, наглухо, почти под горло, застегнутая рубашка с высоким воротником. Поэтому Кошевой понял: пиджак лекарю просто великоват. Скорее всего, он нарочно надевает именно такой, чтобы казаться солиднее.

При его росте ниже среднего, намерение было вполне понятным. Когда они стояли друг напротив друга, Клим заметил: разница между ними больше чем на полголовы, не в пользу сокамерника. Растрепанные, с виду неопрятные, начавшие седеть, но все же довольно бережно постриженные кудри. Ухоженнее выглядела борода, ее тоже тронуло серебром, и густой она не была. Похоже, ее чаще, чем волос, касались ножницы парикмахера. Удлиненное лицо украшали мясистые, немножко торчащие уши и прямой, широковатый, с небольшой орлиной горбинкой нос.

Словом, ничего во внешности не подсказывало, сколько лет уже прожил на свете зубной лекарь Йозеф Шацкий.

Хотя Клима старше, даже речи нет.

Еще Кошевого сперва изрядно насторожило, когда новый знакомый так, не смущаясь, не запнувшись ни на секунду, назвал себя жидом.

В доме, где родился и вырос Клим, употреблять это слово было категорически не принято. Не только потому, что среди добрых отцовских приятелей встречалось немало известных киевских евреев. Считая себя ярым либералом, он вообще ополчался на брошенное пусть невольно, без задней мысли, просто по привычке слово «жид». Если же оно звучало в его присутствии умышленно, и тот, кто говорил, понимал, что и для чего говорит, скандал не медлил. Отец не подбирал выражений, вплоть до требования нарушителя покинуть помещение, уйти прочь, и обещаний приложить все усилия, чтобы подобным черносотенцам больше не подавали руки в приличных обществах.

Один из тех, кого Назар Григорьевич Кошевой публично выставил, оказался жандармским офицером. Пришел в штатском, и все присутствующие, включая отца, знали о его кабинете в доме на Бульварно-Кудрявской и мундире в шкафу. Впоследствии именно он приложил усилия, чтобы Клим не отделался легким испугом, хотя мог, а оказался в казематах киевского Шлиссельбурга. И именно с ним пришлось униженно иметь дело Назару Григорьевичу, когда тот начал хлопотать об освобождении сына…