Читать «Покой» онлайн - страница 214

Тевфик-бей отложил свой тамбурин-кудюм, вытер пот со лба. Все были измождены, словно сражались с каким-то великаном-дэвом, с дэвом времени. Эмин-бей сказал Тевфик-бею:

— Ты никогда не сможешь состариться! Старости для тебя не существует.

И они посмотрели друг на друга с любовной нежностью, которой наши поколения никогда не наслаждались. А Ихсан произнес:

— Вы оба — чудо!

V

Суат пришел к середине первого салама. Он вошел с довольно радостным выражением лица, однако едва он услышал музыку и заметил, как внимают ей окружающие, тотчас словно бы скис и, не проронив ни слова, сел рядом с Ихсаном. Он лишь поискал глазами Мюмтаза и Нуран и кивнул им в знак приветствия. С горизонта, из прекрасной дали, куда унесла его музыка и откуда было сложно вернуться, Мюмтаз увидел, что тот посмотрел на него почти по-дружески и чуть насмешливо, а на Нуран почти смущенно и с отчаянием. Затем он совершенно перестал обращать внимание на все, что было вокруг, и полностью погрузился в музыку. Он так увлекся, что Мюмтаз даже подумал: «Как жаль, что он пропустил все „Ферахфеза“ в начале». К середине второго салама Суат начал слушать еще внимательнее. Он положил голову на правую руку, которой оперся о колено, и слушал так, словно бы совершенно забылся, однако через некоторое время возмущенно поднял голову, словно бы так и не получил того, что искал, словно бы все чарки, протянутые ему музыкой, оказались пустыми и словно бы края, которые вдвоем искали голоса нея и Тевфик-бея, на самом деле оказались лишь обманчивым миражем. В какое-то мгновение Мюмтаз разглядел в его глазах сильное презрение и нежелание повиноваться, может быть, и сияющий гнев. Молодой человек теперь поймал его взгляды, но на этот раз у него не только сжалось сердце от неясной ревности, как было, когда Суат поздоровался с Нуран, сейчас он почти испугался. Впоследствии, пытаясь вспомнить все, что было связано с этим днем, он думал, что в тот момент на лице Суата отразилось смятение, словно в лесу во время урагана. И Мюмтаз думал, что именно из-за него сверкают эти молнии возмущения и страха во взглядах Суата, которые освещают этот смятенный лес. Да, Мюмтаз был уверен, что он обнаружил все эти чувства под маской презрения на лице Суата.

Начиная с того самого момента Мюмтаза стало пугать то, что Суат находится там, среди них. Больше он не ревновал его, как прежде. Но при этом странным образом все его мысли все равно были связаны с ним. Внезапно то, что Суат являлся приятелем Нуран, любил ее, очень давно знал ее; пугался и грустнел от ее колкостей и смелости, обожал, когда она ведет себя бесцеремонно либо позволяет себе маленькие глупости; любил ее ум и стремительное течение мыслей; однако старался жить как можно дальше от нее, потому что дороги их давно разошлись, — выдвинуло его на совершенно другой план и сделало его мучительной частью жизни. Суат был так увлечен Нуран, что, начиная с того момента, как он отправил ей письмо, не могло пройти и трех часов, чтобы он не думал о ней и не переживал о ней. С того самого дня Мюмтаз испытывал по отношению к Суату чувство, похожее на то притяжение, которое испытывает кролик перед удавом, чувство, которое переживают все угнетенные по отношению к угнетателю, сами того не подозревая. Это было совершенно естественно; между ними теперь говорила, как выразился один европейский поэт, «мрачная сила убийства»; их не объединила любовь к Нуран. Каким бы ни было их положение в этой любви, их все равно бы разделяло некое тайное чувство несправедливости. Однако возмущение, свидетелем которому во время исполнения музыки стал Мюмтаз, представило ему Суата в совершенно новом свете. Он несколько раз задавался вопросом: «Интересно, что у него произошло, что с ним?» Затем этот вопрос приобрел более определенную форму. «Чего же он такого искал в музыке, что решился на такое открытое возмущение?» За этими размышлениями он вновь посмотрел на Суата. Но на этот раз он не увидел на его лице никаких эмоций. Суат все так же слушал музыку с большим и даже с чрезмерным уважительным вниманием к прекрасно исполняемому произведению и к тем, кто тратил силы на его исполнение, но внимание это как раз и демонстрировало, что он унесся мыслями далеко. Это безразличие вызвало у Мюмтаза столько же беспокойства, сколько давешнее возмущение. Настолько, что он лишь усилием воли заставил себя не пропустить окончание произведения.