Читать «Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 4» онлайн - страница 63

* * *

За полдень — снег. Без ветра — снег. Как белый пух, Как белый мех, Ложится тихо, как туман — Незванный гость полярных стран, Незванный гость, незванный друг, — Предтеча бурь и дымных вьюг.

Михаил Голодный

Мой стих

Всегда во мне живет мой стих — Пою ли я иль не пою, Средь сотен голосов чужих, Его я голос узнаю. Я бурею гражданских дел Его венчал, сзывая в бой, Чтоб он, куда хочу, летел То с легкой флейтой, то с трубой. Я с ним брожу вдоль старых стен, И жадно вглядываясь в тьму, Он слышит запах перемен, Пока не слышных никому. Сливаясь с ним, могу метать И ярый гнев, и нежный звон. Он будет для меня звучать, Как я хочу, а не как он. Высот косматых смутный гуд, Движенья вихрь и блеск огня, Отображаясь, в нем пройдут Через меня и от меня. И в час, когда веселый гром К победе призовет живых, Паду я на землю бойцом И рядом — мой последний стих.

Евсей Эркин

Уголь

Вот он дремлет, усталью об'ятый; Вот еще он дышит, и пока Зыблются под тенью лиловатой Угля воспаленные бока. В яркой печке, — значит, стало былью, — Все перегорит — и тишина. Значит, слепнуть и крошиться пылью, Чуя близкий запах чугуна. А поленьям снилось: будто птичка, Иль весна теплынью зацвела, — Просто пламя, невидимка-спичка В темноте зачиркала и жгла. И кора курчавилась в дурмане, Но боролась под сухим огнем Даже влагой, даже крепкой тканью, Что осталось в дереве немом. В печке солнца горячее стало, И от визга цепкой кочерги Все перемешалось и трещало, Сыпались лесные светляки. И когда сгребли их, полукругом Слушали жужжание горшков — О березняке над светлым лугом, О закатном рое комаров. Вот и стынет уголь лиловатый; Вот еще он дышит, но слегка Серый пепел, мрак холодноватый, Перехватит хрусткие бока.

Николай Зарудин

Московская застольная

Нет лучше московских поэтов, Нет слаще старинной Москвы, В туманы и чары одетой, Где гости заморские — вы. Мы песней, как брагой, богаты, Подносим к устам наизусть… Стоит под московской палатой Горбатая нищенка — Русь. Идите, волнуясь брезгливо, Заморские губы сложа. В лохмотьях старухи — на диво, Как ласточка, в’ется душа. У нас здесь китайские стены, Проклятье здесь ножик ведет. Нет слаще московской поэмы, Туманнее Спасских ворот! Здесь песня застольная, тая, На меди расплавится чуть… Огромный китаец ласкает Лебяжию русскую грудь. Здесь звоны, туманы и крики, Чаровница-мгла и покой И ангелов чорные лики Хранит заревой часовой. Он знает во мраке-покое Товарищи снят по гробам, Но чорную дверь приоткроет И — двери откроются вам. Москва! Стоязычная! Спой-ка Застольную песнь куполам. Поэты сегодня попойку Устроили знатным гостям. Блаженный Василий, тряхни-ка Цветные свои бубенцы. Кумачной твоей земляники Нам вина прислали купцы. Чем рады — так тем и богаты, Вином этим сердце тревожь. Пусть дремлет в глазах азиата Кривой, полусточенный нож. В нем верно — рубины Шанхая, Индийский палящий кармин. В щепотке Цейлонского чая Проклятья Кремлевских седин. И вот — изогнетесь бичами, Свистит на губах синева, А в очи — глядится очами Косая старуха Москва. Туманней, туманней — и нету — Ни звезд, ни парчи, ни молвы… Нет лучше московских поэтов, Нет слаще старинной Москвы!