Читать «Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 4» онлайн - страница 32

— Ты-то что ж? — приставали к нему.

— Ну его, — бурчал он, хмурясь, — мне бархата вашего не нужно. С фронту, с Москвы и то…

И не выдержав, разрезал щеки огромной, косой улыбкой, — улыбался все шире, захлебывался:

— Барахло — это что! Ты смотри — дом-то… земля-то… Россия вся… Наше! Революция, мать иху, святого Георгия Победоносца…

— Го-го!.. Правильно!.. Лупи!.. Мать!.. — гремело и ухало в ответ:

— Поместье-то…

— Хер им!

— Пожили сволочи, хватит с их…

— Сколько лет, говорю, ждал — дал бог, дождался все-таки…

А дом оголялся все больше. Многие, еще надеясь найти что-нибудь путное, рылись в гардеробах, бродили по дальним комнатушкам и чуланчикам, ворошили всяческий хлам — ржавые железные кувшины от рукомойников, пустые бутылки, выносные судна с отломанными сиденьями, щетки для паркета, — прихватывали и их. Кому-то посчастливилось: он нашел в неожиданном закоулке ящик ковров, набрал громадную охапку, прижимая ее к животу, старался пробраться к выходу, натыкался на людей…

— Куда тебе такую количество?

И счастливца пихнули плечом — и уже лежит он на полу, тщетно старается удержать пестрое, пушистое свое счастье… А ковры тащат в разные стороны, разворачивают — яркие, живые краски брызжут нетухнущими огнями… Ребятишки взялись за книги, на которые до сих пор никто не обращал внимания, — выбирали какие поприглядней, с золотом на переплетах, с картинками… На пыльном стекле шкапа нетронутыми остались росчерки — «конец, конец, конец»…

— Эй, эй, гляди! — крикнул вдруг кто-то.

— Чего те?

— Сенька Михайлов и этот… Силантий с того конца, — амбар ломают!

— Ну-у?

— Где?

— Что?

— Амбар!

— Бегем, братцы!..

Все сбитым вертлявым стадом пустились к лестницам… Теперь уже по двору, по всей усадьбе суетились поспешные, жадные, радостные — из дверей амбаров, сквозь толкучку и гам выскакивали мешки, с плужного сарая камнем отколачивали замок… Дом опустел. Ветер врывался в окна, заносил легонькие снежинки… Вместо недавнего, — на век, кажется, застывшего запаха затхлости, тленья и духов, напоминающих ладан и гвоздику, — пахло морозом, нафталином, овчинами. Только самое громоздкое осталось нетронутым. И еще книги — те, что не понравились ребятам. Неуклюжей грудой валялись они, а поверх, раззевая твердый как дерево переплет, щерилась своими шершавыми страницами книга, быть может единственная в России, и с заглавного листа лукаво поглядывал лукавый профиль, заточенный в круглый медальон, и не теперешний забавный шрифт выпукло выписывал:

Письма Персидские

творения господина Монтеские.

21. КОНЕЦ ТАУБИХИ

Аким засмеялся, покрутил головой и шлепнул себя ладонью по колену:

— Смехатура, ей-богу, да и только!

Никита ничего не ответил. Он лежал на лавке, присунув к стене свою пухлую папаху, положив на пухлый козий мех голову, и слушал посапывая, изредка закрывая глаза. В избе было темновато. Подле печки сидел еще третий — дьячок, которого, в селе за ехидность, прозвали Язвой. Он пришел говорить о похоронах.